Все хорошо

Юноша и девушка обернулись, когда я появилась. И теперь машут, приглашая меня к ним присоединиться. Разве так начинается эта пьеса? Где мне встать? Откуда я буду рассказывать о своем разбитом сердце? Наверное, режиссер говорил, но я почему-то не помню. Как неловко, придется спросить у кого-нибудь из актеров. Ничего, я шепотом. Вот, например, у тех юноши и девушки, которые мне машут. На парне костюм придворного. Это, наверное, Бертрам, мой партнер. Он должен знать, где мне встать. А эта девушка рядом с ним… Кого она играет? На ней, как и на мне, красное платье. В руках букет полевых цветов. Она что, Елена? Не может быть, ведь Елена – я. Должно быть, она моя дублерша. Я опоздала, слишком долго болтала с тем вельможей за кулисами, вот ее и попросили начать. Что ж, теперь я здесь. Я иду к девушке в костюме Елены, которая кланяется и держит в руках цветы, мои цветы. Нужно им объяснить: «Это я Елена. Я!»

Она с улыбкой смотрит на меня:

– Профессор Фитч.

– Елена, – поправляю я.

Придется побороться с ней за место на сцене. Но я готова. Руки уже сжались в кулаки. Однако девушка просто протягивает мне букет:

– Это вам.

Щеки у нее пылают, глаза блестят. А сцена у меня под ногами по-прежнему вертится, как Земля. Похоже, и сам театр тоже вращается.

– Где мне начинать? – шепчу я другой Елене. – Я что, пропустила свой выход?

Она непонимающе хмурится.

– Профессор, спектакль окончен. – Потом окидывает взглядом мою алую тогу. – С вами все в порядке?

Произнесу-ка я свою первую реплику, пока не поздно, пока она не отобрала у меня роль. Как там? Ах, да. Улыбнувшись, я обвожу зал взглядом и говорю:

– «С тех пор я ужасами сыт по горло»[29].

Зрители замолкают. Аплодисменты стихают. Подождите, да разве это первая реплика? Нет же! Оборачиваюсь к Елене, которая теперь смотрит на меня с испугом. О нет, я начала не с того. Черт! Попробую сначала.

– «Я смерти не боюсь, пока не сдан Бирнамской роще замок Дунсинан», – выкрикиваю я.

Зал замирает.

– Профессор Фитч, – шипит другая Елена, дергая меня за руку.

Лицо ее вдруг начинает кружиться, точно как сцена и стены, и хлопающие в ладоши силуэты в темноте. Все кружится и заваливается набок. Не удивительно, что Елена в панике. Она хватает меня за руку и упрашивает:

– Поклонитесь вместе со мной, профессор.

Я кланяюсь, и зрители снова ревут. И хлопают еще громче. А я краем глаза замечаю кого-то. К нам идет девушка, переодетая стариком. В руке у нее скипетр, на лице бутафорская борода. Каскад блестящих каштановых волос венчает корона из горного хрусталя. Ага, это Король. Он ко мне, наверняка сейчас попросит исцелить его, ведь он очень болен.

– Миранда, – шепчет мне Елена. – Пойдемте.

– Нет, подожди, – не соглашаюсь я. – Это же Король. Мне нужно его вылечить. Он страдает.

Но на вид Король кажется абсолютно здоровым. Лицо ее сияет. На щеках играет здоровый румянец. Да она же вся светится! Идет ко мне и зовет:

– Мисс Фитч! Мисс Фитч!

Надо же, похоже, ей вовсе не мешает то, что сцена кружится и кренится. А ведь она с каждой секундой вращается все быстрее.

Я смотрю на спешащего ко мне Короля. Он бежит, не сводя с меня своих зеленых, как листва, глаз. Стойте, да ведь это не Король. Это мой враг! Тянет ко мне руки, чтобы убить меня. Отомстить за все, что я сделала. Прямо на сцене, под рев зрительного зала.

– Мисс Фитч, – кричит она, со всех ног бросаясь ко мне.

Я отшатываюсь, пячусь назад, чтобы она меня не достала. Пячусь, пячусь и вдруг падаю. Лечу вниз со сцены. Как же далеко до пола. Как долго я падаю. Несколько минут или даже часов с криком несусь сквозь пронизанный ярким светом воздух. И, наконец, с жутким хрустом приземляюсь на пол. Кажется, весь скелет в теле вздрагивает. А кости взрываются и рассыпаются звездочками.

Черное небо, яркие звезды. Теперь они гаснут, гаснут, одна за другой.

Глава 30

Свет. Приглушенный свет падает мне на лицо. Это смерть? Какой он, этот свет, божественный или дьявольский? Нет, он земной. Театральный. Я жива. И сижу в маленькой, ярко освещенной комнате. Вдоль бетонных стен расставлены туалетные столики, мерцают подсветкой зеркала. А еще здесь полно детей. Детей в дурацких псевдоелизаветинских костюмах. Все они сгрудились вокруг меня. На взмокших от пота лицах расплывается скверный грим, в глазах тревога и страх.

– Она очнулась, она очнулась, – сообщают они друг другу.

И расступаются.

На лбу у меня лежит влажная холодная тряпка. А еще кто-то нежно держит меня за руку. Пол.

– Пол, – шепчу я. – Слава богу, ты здесь. Где Элли?

– Я тут, Миранда, – произносит чей-то голос рядом.

Голос юный и нежный, как и рука, сжимающая мои пальцы. И я вдруг понимаю, что и голос, и рука принадлежат одному и тому же человеку.

Поворачиваю голову. Это Элли. Не малышка Элли. Не моя Элли. Взрослая Элли в алом платье Елены. Она испуганно смотрит на меня и спрашивает:

– Кто такой Пол?

И лицо Пола тут же поглощает тьма. Холодная тьма, подбирающаяся к моему сознанию.

– Элли, – шепчу я. – Что случилось?

– А вы не помните, Миранда? Вы упали со сцены.

– Правда?