Все хорошо

Тогда я спрашиваю, неужели это все, на что они способны? Серьезно? Не верю! И велю им трястись сильнее, активнее. Забудьте обо всем! Отдайтесь движению! Скачите так, будто пытаетесь стряхнуть плоть с костей. С рук, ног, головы, бедер! Вот так, вот так. Как одержимые! Как будто вас терзают бесы! А вы пытаетесь выгнать их из своего тела. Гоните их прочь, ну же, ну же! О, просто волшебно, правда? Какое же великолепное ощущение! Кровь кипит. Легкие наполняет воздух. Паутина рвется. Кровь воздух паутина кровь воздух паутина кровь воздух паутина. Прочь, паутина! прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь прочь…

– Миранда!

Я замираю. И, взглянув на студентов, понимаю, что все они давно остановились и смотрят на меня, онемев от ужаса. Рваное дыхание. Красные мокрые лица. Разинутые рты. Каждый либо держится за грудь, либо опирается о плечо соседа. Некоторые согнулись пополам и надсадно кашляют.

– Чудесно, – шепчу я. – Что ж, а теперь почему бы нам с вами не сыграть в игру?

– В игру? – переспрашивает Грейс.

– Просто чтобы размяться. Сразимся в «Зип! Зап! Зуп!», идет?

Грейс качает головой.

– Это великолепная игра! Ее смысл заключается в обмене энергией. А разве не для этого и существует театр? Для обмена энергией, верно ведь? Что ж, начнем. Эй, чего такие кислые? Давайте-давайте, вы знаете правила. Становитесь в круг, вот так, вот так, хорошо. Теперь посмотрите на кого-нибудь – на кого угодно, все равно. Протяните к нему руку, взгляните прямо в глаза и скажите: «Зип!» Или «Зап!» Или «Зуп!» Таким образом вы бросите в него своей энергией. А он ее поймает. Все понятно? Затем наступит его очередь делиться энергией. Зипнуть, запнуть или зупнуть кого-то другого, кого он сам выберет. Весело, правда? Еще как! Ну что ж, я начну?

Я оглядываю толпу студентов. Все они смотрят на меня, вытаращив глаза. В конце концов, мой взгляд останавливается на Треворе. Тот стоит, скрестив руки на груди, весь какой-то холодный и угрюмый. Он – единственный, кто за последний месяц осмеливался подвергать сомнению мой авторитет. Вслух он вопросов не задавал, но в глазах его они читались постоянно. А еще он не спешил выполнять мои указания. И странно на меня посматривал. На днях, например, я велела ему поцеловать Элли. Элли, которая теперь играет у нас Елену. Временно, конечно, только пока Бриана больна. Только до тех пор, пока она не выздоровеет.

«Но в пьесе такого нет», – заартачился Тревор.

«Тревор, – возразила я, – разве пробелы в пьесе не даны как раз для того, чтобы мы заполняли их на свое усмотрение? Читали о том, что происходит с героями, между строк?»

И вот я указываю пальцем на Тревора, и он вздрагивает.

– Зип! – говорю я.

А Тревор вдруг пригибается. Будто пытается увернуться от летящего в него камня. А затем, попятившись, падает в грязь. Я смотрю на него, растянувшегося на мокром затоптанном снегу, и смеюсь. Даже в ладоши хлопаю.

– Тревор, зачем же ты уворачиваешься? От энергии нельзя уворачиваться, ее надо ловить. Ты разве никогда раньше в такую игру не играл? Может, нам…

– Миранда. – Грейс, опустив руку мне на плечо, возвращает меня с небес на землю. – Тебе не кажется, что пора начинать репетицию? Пока не стемнело.

Пока не стемнело? Оглядевшись по сторонам, я понимаю, что солнце уже и правда клонится к закату. Нависло над горизонтом алым огненным мячиком. Небо налилось темно-синим, вокруг застыли голые черные деревья. А студенты уже трясутся от холода.

– Да-да, верно. Конечно, давно пора. Ох уж эта Грейс, не даст чересчур увлечься. Всегда напомнит о времени: тик-так, тик-так. Верно ведь? Что ж, пойдемте внутрь и займемся делом? Раз уж от солнышка больше никакой пользы, мм?

* * *

На репетиции я снова и снова заставляю Элли и Тревора играть финальную сцену. «Давайте-ка повторим еще раз». Акт пятый, сцена третья. Елена воскресает из мертвых. И всех, кто думал, что ее уже нет на свете, что рок, горести и унижения, которые ей пришлось вытерпеть от Бертрама, сломили ее, ждет чертовски приятный сюрприз. Она не умерла, ничего подобного, так-то.

– Верно ведь, Елена? – мягко спрашиваю я, обернувшись к Элли.

– Да, профессор, – кивает та.

– Они заблуждались. Все, включая тупицу Бертрама. – Я указываю на Тревора.

Брюки у него еще мокрые после падения в грязь. До меня доносится его почти не слышный вздох.

– А все потому, что они дураки. Ведь ты, Елена, – я кладу руку Элли на плечо, – слишком стойкая, чтобы умереть. Правда?

– Да, профессор Фитч, – неуверенно улыбается Элли.

– Стойкая? – хмыкает Грейс из зрительного зала. – Скажи лучше, коварная.

Но я не обращаю внимания. И, не снимая руки с плеча Элли, продолжаю:

– Елена рассказывает французским вельможам обо всем, что ей довелось вынести, обо всех пережитых унижениях.

– Обо всех своих интригах и фокусах, – громко встревает Грейс.