Все хорошо

Голос мужской. Низкий. И певучий. Волосы у меня на затылке встают дыбом. Я оглядываюсь по сторонам, но никак не могу их разглядеть. Перед глазами мелькают красные стены, пустые столики и бильярдный стол. Но я почему-то знаю, что трое в костюмах где-то близко. Стоят и смотрят на меня. И улыбаются, разглядывая мое скорчившееся на красном полу тело.

– Осторожнее, осторожнее, – ласково произносит другой голос. Глубокий, хриплый и приглушенный, будто обладатель его зажимает себе рот руками. – На лестнице нужно под ноги смотреть, мисс Фитч.

– Мы же не хотим, чтобы вы опять упали, – смеется третий.

– Мы помним, чем это кончилось.

– Стало концом всей вашей прежней жизни.

На глаза наворачиваются слезы. Со всех сторон до меня доносится смех. Ласковый. Понимающий. Знающий обо мне все.

– Ну же, – произносит один из голосов. – Может, подать вам руку?

И вдруг откуда ни возьмись у меня перед носом появляется рука. Обтянутая перчаткой. Ослепительно белой перчаткой. Пальцы шевелятся, как бы подначивая – испытай нас, испытай.

Я берусь за руку, и она легко вздергивает меня вверх, помогая подняться на ноги. Я как раз собираюсь поблагодарить, когда вдруг замечаю троицу в другом конце комнаты. Толстяк стоит в дальнем углу, привалившись затылком к мишени для дартса и закрыв лицо руками. Его трясет от страха. Причем так сильно, что поневоле подумаешь – притворяется. Он даже попискивает в ожидании броска. Это уж точно слишком. Я начинаю подозревать, что он вовсе не стонет, а хихикает, закрывшись руками. Высокий и статный стоит перед ним, повернувшись ко мне своей обтянутой пиджаком спиной. И видно мне, как обычно, только краешек его прекрасного правильного бледного лица. Судя по тому, как изгибается уголок его губ, он усмехается, глядя на Толстяка. И при этом держит в обеих обтянутых белыми перчатками руках дротики для дартса.

Непримечательный сидит на бильярдном столе. И, уложив кий на бедра, с мягким скрипом полирует его кончик. А сам не сводит с меня своих красных глаз.

– Ах, мисс Фитч! Вернулись, значит? Добро пожаловать! Как там ваша спина?

Двое других оборачиваются ко мне и улыбаются. Мне достаются целых три улыбки. От моих покровителей.

Я вдруг замечаю, что над их головами с потолка свешивается черно-белый телевизор. Показывают сцену, по которой мечется актриса в белой сорочке. Я. Я в роли Леди М, на фестивале в Мэне, бог знает сколько лет назад. Узнаю этот спектакль. Да и как его не узнать? Это же был мой последний фестиваль. Мой последний выход на сцену, хотя тогда я еще об этом и не подозревала. Раньше я никогда не видела этой записи, не знала даже, что спектакль снимали. Интересно кто? Босиком бегу по сцене. Помнится, она была ужасно холодная. В лицо мне светит горячий белый луч прожектора. Сорочка развевается, делая меня похожей на призрака. Руки выпачканы в крови, которую никто, кроме меня, не видит. Где-то там, у меня за спиной, мужчина в докторском одеянии и медсестра-недотепа обсуждают мой случай, мою судьбу. Но я их, конечно, не замечаю. Слишком занята борьбой с моими собственными демонами. У меня сейчас одна забота – смыть с рук кровь, которую никто не видит. И я понятия не имею, что вот-вот упаду со сцены, что моя привычная жизнь вот-вот закончится. Я наслаждаюсь этим безумием, в ужасе мечусь по сцене, оказываясь все ближе и ближе к краю. И, в конце концов, ступаю босой ногой мимо помоста и эффектно падаю. Даже сейчас от этого зрелища у меня в теле вздрагивают все кости. Мое изломанное тело лежит на полу в зрительном зале. И вдруг запись, как по волшебству, отматывается назад, и я снова бегу по сцене в белой сорочке. Завороженно уставившись на свои окровавленные руки. Снова играю ужас. О котором в те времена не имела представления.

Я отворачиваюсь от телевизора и снова поднимаю глаза на Непримечательного. Теперь он стоит возле бильярдного стола с кием в руках. Мне кажется или с последней нашей встречи он как-то вырос? Пиджак он снял, и мне теперь видно, что подтяжки у него красного цвета, а рукава рубашки закатаны. Он смотрит на меня и улыбается. Этот якобы незнакомец, которому откуда-то известно мое имя.

«Кто вы? – хочется мне спросить. – Чего вы от меня хотите? Что вы со мной сделали?»

– Простите, вы не могли бы говорить погромче? Здесь такая ужасная акустика. Ничего не слышу!

– Дышите диафрагмой! – кричит толстяк, не отнимая рук от лица.

– Попробуйте отойти чуть влево, – советует Непримечательный. – Еще, еще. Вот так. Нет, еще немного левее. Вот! Отлично!

Теперь я стою в луче света. Они же остались в тени. Но я все равно чувствую, что они смотрят на меня. Смотрят и ждут. Им не терпится все услышать. «Давай же! Расскажи нам! Зачем ты пришла?»

– Бриана вернулась, – говорю я.

Они негромко ахают. Вернулась?

– Приходила сегодня на репетицию. Она хочет играть Короля, – рассказываю я.

– Как вы сказали? Короля?

Толстяк хихикает, уткнувшись лицом в ладони.

– Я боюсь, что она решила сорвать спектакль. Иначе зачем бы ей так цепляться за эту роль?

Толстяк смеется все громче.

– А еще она больна. Очень больна, – продолжаю я. – Она хромает.