Все мои ничтожные печали

Я вернулась в палату к Эльфи и встала в ногах ее койки. Я чувствовала себя палачом, явившимся к осужденному, чтобы предложить ему покурить перед казнью. Мир стал чуть темнее, да? Эльфи моргнула. Ты согласна? – спросила я. Она снова моргнула.

Я уселась на стул и вынула из пакета рукопись своей книги. Перечитала первую страницу и осталась не очень довольна. Я аккуратно положила лист лицевой стороной вниз на плоский живот Эльфи. И второй лист, и третий. И еще много листов. Эльфи лежала, затаив дыхание, и старалась не шевелиться, чтобы стопка листов не упала с ее живота. Наконец я сказала, что пойду к тете Тине, только сначала спущусь в «Старбакс» и возьму им с мамой кофе. Эльфи кивнула и закатила глаза на «Старбакс». Я сказала, что других кофеен тут нет. Я собрала свои страницы и убрала их в пакет. Эльфи улыбнулась и прикоснулась к моей руке. Я подумала, что снова забыла принести ей увлажняющий крем. Я знала, что Эльфи безмолвно просила меня передать нашей тете, что она ее любит и надеется, что с ней все будет хорошо. Я сказала, что обязательно все передам тете Тине, и Эльфи кивнула. Я хотела сказать: Представь, что мама потеряет свою сестру. Ужасно, правда? Но все было не так уж и страшно – всего лишь легкий коронарный приступ, и после томительных размышлений о психиатрии, кардиологии и меннонитских доктринах у меня не осталось сил на пламенные речи.

По пути в «Старбакс», уже в вестибюле, у меня зазвонил телефон. Это был Финбар. Он спросил, что за бред я несла. Ты что, собираешься убить сестру? Я адвокат, Бога ради. Не говори мне о таких вещах. Нет, ответила я. Я не собираюсь ее убивать. Хотя, может, и стоило бы. Йоланди, сказал он, ты просто устала. У тебя стресс. Ты не убьешь свою сестру. Ты и так делаешь для нее все возможное, куда уж больше? Я сказала, что прямо сейчас я ничего для нее не делаю, и он ответил, что я рядом с ней, и это самое главное. Я могу что-нибудь для тебя сделать? Я попросила его съездить к моему дому в Торонто и убедиться, что Нора с Уиллом подают признаки жизни, может быть, даже позвонить в дверь и спросить, все ли у них в порядке и почему Нора не отвечает на мои сообщения и звонки. Хотя и я так знала почему. Потому что она отравила Уилла, спрятала его тело в кладовке и теперь предается безудержному незащищенному сексу со своим пятнадцатилетним шведским бойфрендом, и у нее нет ни времени, ни желания общаться с унылой стареющей матерью, не одобряющей устремлений нового поколения. Считай, что я уже там, сказал мне Финбар и пообещал перезвонить позже.

Вернувшись в кардиологическое отделение, я изумленно застыла в приемной, потому что увидела знакомых. Семейную пару из Ист-Виллиджа. Они чинно сидели на стульях для посетителей и смотрели телевизор. Они спросили, что я здесь делаю. Я сказала, что моя тетя лежит в отделении. Тина Лёвен? – удивились они. Она же вроде живет в Ванкувере? Я сказала, что да, в Ванкувере. Она приехала в гости. На встречу с коронарным приступом. Они даже не улыбнулись.

Мы немного поговорили. Они мне рассказали, что брату женщины сделали операцию на сердце. Замещение клапана. Все прошло замечательно. Его скоро выпишут, и уже через неделю он возобновит свои ежедневные пробежки на три мили.

Они свято верили в докторов. Как, впрочем, и в ритуальные танцы для заклинания дождя и человеческие жертвоприношения для умиротворения богов. Наверняка. Хирург, делавший операцию брату, считался лучшим в городе, они его обожали. Они мне сообщили, что их старший сын, мой ровесник, защитил в Оксфорде докторскую диссертацию по экономике. Я сказала: Прекрасно. Я помню, как этот сын, Герхард, дразнил меня в первом классе, когда я опи́салась на уроке. Он называл нас с Джули лесбиянками, потому что мы вечно ходили за ручку. Он рисовал свастику у себя на джинсах и на обложках тетрадей. Теперь он живет в Лондоне, говорит мне его мать, и работает политическим обозревателем. Ему платят за его мысли. Подумать только! Каждый раз, когда он читает лекцию, ему сразу, буквально на следующий день, предлагают место профессора в том или ином университете. Очень даже заманчивые предложения, смеется она. Но он, разумеется, в первую очередь думает о жене и о детях. Его жена занята собственной карьерой, она куратор Британской галереи Тейт и посол в Руанде, а их дети учатся в хороших школах – где общаются с отпрысками королевских кровей, ни много ни мало, – и они не хотят никуда уезжать.

Э… Я не знала, что на это сказать.