Все продается и покупается

– Ты, помню, ухватился за идею создания псарни обеими руками, а меня заинтересовала твоя идея о необычном собачьем рационе. Как ты тогда выразился, хорошая сторожевая это та, для которой человек является дичью?

– Это не мои слова. Это Сакаэда Содзюн сказал, японец, почти два века назад, – уточнил Аркадий.

Щипачев поморщился, встопорщил тонкие седые усы.

– И что по-настоящему хороший пес должен знать и любить вкус дичи. Это тоже Сакаэда?

– У вас прекрасная память.

– Не жалуюсь. Да сними ты наконец пальто! Глядеть на тебя жарко!

И Аркадию было не холодно от злого дружелюбия хозяина. Поэтому пальто он снял без возражений и положил рядом.

– Сакаэда Содзюн был прав. Таких псов, как у меня, больше нигде не найти.

– С собаками у тебя все благополучно и даже более того.

Виктор Сергеевич привстал, вытянул из-под лавки оранжевую сумку, покопавшись в ней, добыл синюю, тонкую сигарету. Аркадий щелкнул зажигалкой, поднес огонек к лицу хозяина. Тот пыхнул прозрачным дымком, отстранился.

– Собаки настолько хороши, что, если бы не их специфика, пожалуй, я не удержался бы и похвалился ими перед друзьями. Удивительно, как таких результатов могли добиться настолько никчемные людишки. Сколько их у тебя, тех, что за собаками смотрят?

– Двое. Я третий.

– Всего-то? – обрадовался хозяин. – Я-то думал, по крайней мере, человек пять-семь. Это упрощает дело. Но ты, Аркадий, как ты с твоим опытом и способностями не справился всего-навсего с двумя, – он сделал паузу, давя в зародыше возникающее раздражение, – кретинами? Я не буду устраивать тебе здесь разноса. Ты из тех, кто в них не нуждается. Скажи только, что думаешь предпринять? Или уже предпринял?

– Конечно, предпринял.

Аркадий взял с лавки ракетку Генерала и повертел ее в руках.

– Эти двое теперь всерьез уверены, что после еще одного, пусть даже малейшего, проступка я скормлю их собакам.

– Вот как? Не круто ли?

– В смысле, не побегут ли со страху в милицию? Нет! Скорее повесятся. Слишком они в дерьме вымазаны.

Виктор Сергеевич поморщился от такой грубости, но простил – сказано было исчерпывающе.

– А сам-то ты понимаешь, что, если случится еще один прокол, подобный этому, с черепом, на псарне придется поставить крест и избавляться от людей всерьез?

– Будет жаль! – Аркадий вздохнул. – Дело хорошее, прибыльное. Но прокол, похоже, уже состоялся.

– Что? – Генерал внимательно посмотрел на Трегубова. – Есть еще сюрпризы?

– Для того чтобы за трупы из моргов платить дешевле, Стихарев связался с уголовниками. Теперь они требуют за свои услуги утилизации мертвецов собственного производства. Мы рассекречены.

Виктор Сергеевич поднял голову, осмотрев потолок, потом опустил ее так, что подбородок коснулся груди, и только после этого глянул на Аркадия.

– Ты не справился с двумя, – улыбнулся он одними губами, – а я с одним дураком. Давай быстро, как на сдаче норматива в армии: родственники, близкие или дальние, у твоих идиотов есть?

– Нет. Подбирал таких, как было велено. И оба далеко не молоды. Один из них вообще чуть ли не бомж. С образованием, правда.

– У Стихарева тоже одни дружки-собутыльнички.

Виктор Сергеевич бросил сигарету под лавку, сцепил пальцы и хрустнул ими.

– Слышал звук? – спросил негромко.

– Да, я все понял, – ответил Аркадий. – Только кажется мне, по степени вредности Стихарь куда как превзошел моих. Уголовники народ несговорчивый, привыкли добиваться своего, и запугать их трудно.

– Ну, это уж мое дело, – вздохнул Генерал.

Виктор Сергеевич упер лоб в ладонь, закрыл глаза и задумался ненадолго. Аркадий затаил дыхание, понимая, что сейчас решается и его судьба тоже, и, не шевелясь, смотрел в пол перед собой.

– А как, ты полагаешь, следует поступить? – со свойственной ему манерой, не высказывая соображений, спросил Генерал. Аркадий ответил по-военному четко:

– Сменить клиентов, перебазировать псарню и зарегистрировать ее на ваше имя.

– Сменить, перебазировать, – оценивал предложения Щипачев. – Конечно. На мое имя? Нет, Аркадий, это невозможно. Я на виду. Регистрировать на этот раз будем. Но на подставное лицо. Не на тебя. Возможность новых проколов подобного рода не исключена, а я слишком дорожу тобой. Вот такие наши планы.

– А как насчет людей? – потемнев лицом, спросил Аркадий.

– Твои остаются на твое усмотрение. А со своим... со своим я решу сам. И если решу, то ты сделаешь. А?

– Вы спрашиваете? – поднял голову Аркадий.

– Нет! Приказываю! – рассмеялся Щипачев, и у Трегубова полегчало на сердце от того, что не усомнился хозяин в его готовности исполнить приказ, не стал добиваться ответа на вопрос, пожалел только, но с облегчением:

– Ч-черт, суеты-то сколько!

– Все суета сует, – ответил Щипачев библейской цитатой. – И во всей суете этой, – подчеркнул он особо, – виноваты мы, и только мы с тобой. У тебя все?

– Нет еще! – покачал головой Аркадий. – Илларион Борисов...