Все романы в одном томе

Даже такой взгляд Дик счел благоприятным знаком и сказал:

– Николь, иди к детям и жди меня вместе с ними.

Только после ее ухода он вспомнил, что она просила у него коньяку и что в гостинице ей не составит труда добыть желаемое, поэтому сказал Эмилю, что о машине не стоит беспокоиться – какой-нибудь водитель на большом автомобиле позднее отбуксирует ее наверх, и они поспешили в гостиницу.

XVI

– Я хочу уехать, – сказал он Францу. – На сколько можно – хотя бы на месяц.

– Почему бы и нет, Дик? Мы ведь с самого начала так и договаривались – вы сами настояли на том, чтобы остаться. Если вы с Николь…

– Нет, я не хочу ехать с Николь. Мне нужно побыть одному. Это последнее происшествие совершенно выбило меня из колеи. Если мне удается поспать хоть два часа в сутки, я считаю это одним из чудес Цвингли.

– Вы хотите взять передышку.

– Правильнее было бы сказать – «устраниться». Послушайте, если я уеду в Берлин на конгресс психиатров, вы справитесь здесь без меня? Вот уже три месяца, как с ней все в порядке, и она прекрасно ладит с приставленной к ней медсестрой. Господи, Франц, вы – единственный человек в мире, к которому я могу обратиться с подобной просьбой.

Франц что-то пробормотал себе под нос, размышляя, может ли он поклясться, что всегда будет думать об интересах своего партнера.

Неделю спустя Дик приехал в цюрихский аэропорт и сел в большой пассажирский самолет, вылетавший в Мюнхен. Только когда лайнер взмыл в небесную синь и, гудя моторами, лег на курс, он по-настоящему осознал, насколько велика его усталость. Здесь, посреди необъятной безмятежности неба, он отрешился от всего, предоставив болезни больным, звуки – двигателям, а направление движения – пилоту. Он намеревался посетить в лучшем случае одно заседание конгресса – все, что там будет, он прекрасно представлял заранее: Блейлер и престарелый Форель представят доклады, которые он с гораздо большей пользой проштудирует потом дома, затем выступит американец, который лечит dementia praecox удалением зубов и прижиганием миндалин, его выслушают с полуироничной почтительностью лишь потому, что Америка – страна исключительно богатая и могущественная. Будут там и другие американцы: рыжий Шварц с лицом святого и безграничным терпением, позволяющим ему планомерно завоевывать оба Света, Старый и Новый, а также десятки платных экспертов-психиатров с подленькими физиономиями, которые приезжают на подобные мероприятия отчасти для повышения собственного престижа, что помогает им отхватывать лакомые кусочки криминальной судебной практики, отчасти – чтобы совершенствоваться в новациях изощренной терминологии, которую они охотно вплетают в свой профессиональный лексикон для пущего смешения всех ценностей. Приедут, конечно, циничные латиняне и кто-нибудь из сподвижников Фрейда из Вены. Особняком будет стоять среди них великий Юнг, деликатный, но сверхэнергичный, одинаково свободно чувствующий себя и в дебрях антропологии, и в лечении подростковых неврозов. Сначала свой вклад в работу конгресса – церемонно, как в Ротари-клубе, – представят американцы, затем дорогу себе пробьет более сплоченный и темпераментный отряд европейцев, а в заключение американцы разыграют свою козырную карту – объявят о гигантских пожертвованиях и стипендиях, об открытии крупных новых клиник и институтов, и перед лицом таких цифр европейцы стушуются и смиренно отступят. Но он этого не увидит, поскольку присутствовать там не собирается.

Они облетали Форарльбергские Альпы, и Дик залюбовался пасторальным пейзажем внизу. В поле зрения постоянно находилось четыре-пять деревень: дома, сгрудившиеся вокруг церкви. Когда глядишь на землю с высоты, кажется, что там все просто, как в игре с куклами или оловянными солдатиками, пусть эти игры иногда бывают и жестокими. Так смотрят на мир государственные деятели, полководцы и все, кто уже отошел от дел. Но в любом случае для Дика это был хороший способ отвлечься.

Англичанин, сидевший через проход от него, попытался завязать разговор, но в последнее время Дик питал антипатию к англичанам. Англия представлялась ему похожей на богача, который после буйной оргии ищет отдельный подход к каждому из домочадцев, стараясь помириться с ними, хотя для всех очевидно: это всего лишь попытка вернуть себе самоуважение, чтобы восстановить прежнюю власть над ними.

Перед взлетом, в аэропорту, Дик скупил все имевшиеся в киосках журналы – «Сенчури», «Моушен пикчерз», французский «Иллюстрасьон», немецкий «Флигенде блёттер», – но было куда интересней мысленно спускаться в эти деревни и здороваться за руку с сельскими персонажами. Он воображал себя сидящим в здешней деревенской церкви, как когда-то сиживал в отцовской церкви в Буффало среди накрахмаленных воскресных нарядов, попахивавших плесенью. Он внимал ближневосточной мудрости, был распят на кресте и погребен на погосте той неунывающей церкви и снова, как когда-то, под взглядом девочки с задней скамьи испытывал мучительные колебания: положить пять или десять центов на тарелку для пожертвований.