Все рушится

– Она не может покарать меня за повиновение ее пророку, – возразил Оконкво. – Кусок горячего ямса не обожжет пальцы ребенка, если ему в руку его вкладывает мать.

– Это правда, – согласился Обиерика. – И если Оракул скажет, что мой сын должен умереть, я спорить с этим не стану, но и своими руками делать этого не буду.

Они бы продолжали свою дискуссию еще долго, если бы в этот момент не вошел Офоэду. По тому, как блестели его глаза, можно было догадаться, что у него важные новости. Но торопить его было бы невежливо. Обиерика предложил гостю зубок ореха кола, который они с Оконкво уже разломили прежде. Офоэду жевал медленно и вел беседу о саранче. Покончив со своим орешком, он сказал:

– Странные события происходят в последние дни.

– А что случилось? – спросил Оконкво.

– Вы знаете Огбуэфи Ндулу? – спросил Офоэду.

– Огбуэфи Ндулу из деревни Ире? – в один голос спросили Оконкво и Обиерика.

– Он умер сегодня утром, – сообщил Офоэду.

– Ну и что здесь странного? Он был самым старым жителем Ире, – сказал Обиерика.

– Это так, – согласился Офоэду. – Но спросите, почему барабаны не несут Умуофии весть о его смерти.

– Почему? – опять одновременно спросили Оконкво и Обиерика.

– Вот это-то и странно. Знаете его первую жену, которая ходит с палкой?

– Да. Ее зовут Озоемена.

– Правильно. Озоемена, как вам известно, слишком стара, чтобы ухаживать за Ндулу во время его болезни, поэтому за ним ухаживали младшие жены. Когда он умер сегодня утром, одна из них пошла в хижину Озоемены и сообщила ей о его смерти. Озоемена встала с циновки, взяла свою палку и пошла в оби. Там она встала на четвереньки на пороге и позвала мужа, который лежал на подстилке. «Огбуэфи Ндулу!» – трижды воскликнула она и вернулась в свою хижину. Когда самая младшая жена снова пришла за ней, чтобы позвать ее на обмывание тела, та лежала на циновке мертвой.

– Это действительно странно, – согласился Оконкво. – Придется отложить похороны Ндулу, пока не погребут его жену.

– Вот почему барабаны молчат и ничего не сообщают Умуофии.

– Всегда говорили, что у Ндулу и Озоемены одна голова на двоих, – сказал Обиерика. – Помню, когда я был еще мальчишкой, про них даже песенку распевали. Он ничего не делал, не посоветовавшись с ней.

– Я этого не знал, – удивился Оконкво. – Всегда думал, что в молодости он был сильным мужчиной.

– А он и был сильным, – сказал Офоэду.

Оконкво с сомнением покачал головой.

– В те времена именно он вел за собой на войну всю Умуофию, – подтвердил Обиерика.

* * *

Оконкво постепенно начинал приходить в себя. Все, что ему было нужно, это чем-то занять голову. Если бы он убил Икемефуну во время сезона посадки или сбора урожая, ему было бы гораздо легче, мысли его были бы сосредоточены на работе. Оконкво не был мыслителем, он был человеком действия. Но в отсутствие работы лучшим отвлечением ему служила беседа.

Вскоре после ухода Офоэду Оконкво взял свой мешок и засобирался домой.

– Мне нужно идти надрезать пальмы на завтра, – сказал он.

– А кто надрезает тебе высокие деревья? – спросил Обиерика.

– Умезулике, – ответил Оконкво.

– Иногда я жалею, что принял титул озо, – сказал Обиерика. – У меня сердце щемит, когда я вижу, как эти молодые ребята губят пальмы, неумело надрезая их.

– Это правда, – согласился Оконкво. – Но закон надо исполнять.

– Не понимаю, откуда взялся такой закон, – сказал Обиерика. – У многих других племен человеку, имеющему титул, не запрещается влезать на пальмы. А у нас ему влезать на высокое дерево нельзя, а делать надрезы на низких деревьях, стоя на земле, можно. Невольно вспомнишь Димарагану, который не дал свой нож, чтобы зарезать собаку, потому что для него собака была табу, но предложил загрызть ее зубами.

– А по мне так хорошо, что в нашем племени так чтят титул озо, – возразил Оконкво. – У тех племен, о которых ты говоришь, озо

ценят так низко, что им может стать любой нищий.

– Да я просто пошутил, – сказал Обиерика. – В Абаме и Аните этот титул и двух каури не стоит. Там у каждого мужчины на щиколотке нитка – знак титула, и он ее не лишается, даже если его уличат в воровстве.

– Да уж, они действительно запятнали титул озо, – согласился Оконкво, вставая.

– Мои будущие свояки уже вот-вот придут, – сказал Обиерика.

– А я очень скоро вернусь, – пообещал Оконкво, поглядев на положение солнца.

Когда Оконкво вернулся, в хижине Обиерики находилось семь человек. Жених – молодой мужчина лет двадцати пяти, его отец и дядя; рядом с Обиерикой сидели двое его старших братьев и Мадука, его шестнадцатилетний сын.

– Скажи матери Акуэке, чтобы прислала нам орехов кола, – велел сыну Обиерика. Мадука молнией метнулся выполнять поручение. Разговор тут же сосредоточился на нем, все согласились, что он быстрый, как стрела.

– Я иногда думаю, что слишком быстрый, – заметил Обиерика чуть снисходительно. – Он почти никогда не ходит шагом, всегда бежит. Когда посылаешь его по какому-нибудь делу, он срывается с места, не дослушав задания даже до половины.