– Знаешь, – говорил он мне, – в это просто трудно поверить. Чтобы в современном мире работали таким средневековым способом… Не обижайся! Ты молодец. Но твоя работа напоминает мне изделия древних ремесленников, те потрясающе красивые вещи, которые создавались месяцами и годами упорного ручного труда.
– Нужен мне этот ручной труд! – отвечал я. – Вот если бы я мог работать на современном оборудовании, в нормальной научной среде… Но я живу в другом мире, не в таком, как все вы. Мне нужна помощь, чтобы спасти свой эффект. Как насчёт совместной работы? Ты поможешь?
– Я попытаюсь. Надо выбить грант. У нас это тоже не просто, особенно если исследование фактически поискового характера. Ведь у тебя нет публикаций в хороших журналах?
– Вообще нет. Такую работу трудно опубликовать.
– Я попробую. Совместный грант или публикацию, или и то, и другое. Во всяком случае, для начала постараюсь пригласить тебя в наш университет прочесть пару докладов в моей лаборатории – это вполне реально.
Мы еще много говорили тем вечером, после окончания четвертого дня конференции. Сидели в уютном ресторанчике с видом на Ла-Манш, и я рассказывал, как устроена научная деятельность в Московии. Как всё резко изменилось в худшую сторону за последние десять лет, когда открыли границы, и научная молодежь хлынула за рубеж – не за красивой жизнью, а просто чтобы нормально работать. Старшее поколение в основном оставалось учить молодых, чтобы не дать угаснуть отечественным научным школам, но с каждым годом это становилось всё труднее. И не только потому, что старики вымирали, а престиж научной деятельности резко упал, но – не упади со стула, Майкл! – государство взяло курс на сращивание с церковью, и даже в технических и естественно-научных институтах появились кафедры теологии, стали заседать советы по защите теологических диссертаций! Мой собеседник качал головой и повторял: «Средневековье, средневековье!» Мы здорово набрались…
На следующее утро мой американец улетал, на дождавшись конца этой конференции, на другую (живут же люди!), а я честно отслушал оставшиеся доклады, хотя голова трещала после вчерашнего, и отсидел закрытие. Это был короткий день, и уже после обеда я был совершенно свободен. Я прошёлся по знаменитой крепостной стене, опоясывающей весь старый город, а когда ветер с океана прочистил мозги, мне стало ясно, куда действительно необходимо сходить перед отъездом. Я снова направился в монастырь святой Магдалины, теперь уже один, не в составе экскурсии. «И не в обществе призрака-корсара», – мрачно подумал я. Всё-таки надо было отряхнуть со своих белых научных одежд последние следы мистицизма. Мне надо было увидеть колодец Миранды, увидеть в живом времени.
Замок вставал изрезанным конусом, распространяясь на весь горизонт по мере приближения. Был отлив, и огромные зеленоватые и желтоватые ленты песков простирались под мостом, по которому я шёл в толпе туристов, но совершенно один. На меня нахлынули воспоминания той ночи: стеклянная гладь пролива, неподвижные звёзды, каменная гряда, где я копаю могилу… Сон никак не хотел забываться! Или это всё-таки был не сон? Так я и шёл сквозь сияющий шумный день – и беззвучную ночь, пока вместе со всеми не подошёл к воротам. Заплатив за вход, я двинулся по стандартному экскурсионному пути, который должен был привести меня к полукруглой камере с колодцем. Но увидеть колодец Миранды в этот раз мне не удалось: вход в камеру перечёркивала полосатая ограждающая лента со стандартной табличкой «Смена экспозиции». Не удержавшись, я расхохотался. Экспозицию-то сменил я, точнее, это сделал призрак корсара, с моей помощью. Наверное, туда положат муляж костей и снова запустят в оборот легенду и поддельное кольцо. Неважно. Настоящие останки лежат совсем в другом месте – там, где корсар и юная послушница впервые увидели друг друга. Но туда я не пошёл, а вернулся в отель и на следующее утро улетел домой, в Московию.
*****
Жене я подарил симпатичный стакан для сока (коего она большая любительница) с вытравленным изображением монастыря Святой Магдалины и соответствующей надписью, а кольцо от греха подальше засунул в самый дальний угол ящика своего письменного стола. Надо бы отнести его ювелиру на проверку, но никак не решусь: а вдруг рубин настоящий? Впрочем, я и так знаю, что настоящий… Вот ведь, никогда не считал себя трусом, бесстрашно исследуя феномены открытого мира. Но мира материального! Я учёный, а не мистик, я не готов исследовать эти сумрачные поля! Так я уговариваю себя, борясь с искушением надеть на палец кольцо Миранды и повернуть его камнем внутрь.