Все сказки не нашего времени

А тут еще эти сны… Мне снится Миранда. Она благодарит за освобождение и за воссоединение с любимым. Говорит, что её кольцо может дать мне выход не только в мир остановившегося времени, но вообще в другой мир, параллельный нашему. Что в том, другом мире монастырь на острове, где я был, не женский, а мужской, и называется он по-другому: не святой Магдалины, а святого Михаила (Мон-Сен-Мишель). Что в другом мире она, Миранда, тоже существовала, но не монашкой, а простой горожанкой, и прожила обычную жизнь, дождавшись и внуков, и даже правнуков. «Знаешь, – говорила она в моём сне, – я хорошо ладила со своим Жаном, но настоящую любовь познала только в этом мире, когда я была послушницей, а мой любимый – корсаром. И неважно, что всё закончилось так быстро… Да оно и не закончилось, благодаря тебе. Мы снова вместе, а моё кольцо – знак нашей благодарности. Оно всё еще действует. Скажи, ты не хочешь побывать в другом мире? Твоя страна называется там Россией».

Тут я начинаю задавать вопросы об этой России, но сразу же просыпаюсь и уже не могу заснуть до утра, гадая, сумела ли моя параллельная родина преодолеть своё Средневековье? Нашли они способ вырваться из этого беличьего колеса, и если нашли, то какой? Чтобы узнать, мне достаточно повернуть кольцо Миранды. Так почему же я медлю? Боюсь встретиться со своим более счастливым двойником? Нет, скорее боюсь, что ничего, в общем, не изменилось. Кроме названия. Бывает, я задрёмываю снова. И тогда приходит мой несчастный двойник, давно забросивший науку. «Видишь, – говорит он, – всё бесполезно». «Врёшь, трус! – кричу я. – Надо бороться!» И тут просыпаюсь окончательно.

Победитель

1 (Греция, 535 д.н.э.)

Вообще-то, он стремился не бегать, а летать. Как Икар. Но Икар – это легенда, которая к тому же плохо кончается. Маленьким он всё не мог смириться: почему?! Ну почему Боги не оставили Икару крылья? Зачем Солнце-Гелиос растопил воск? Повзрослев, понял – зачем. Не заносись высоко, Икар, не равняйся с Богами… Он, Гесиод, и не заносился. Он просто бегал. И в минуты наивысшего напряжения, предельной быстроты бега, Боги дарили ему несколько секунд этого восхитительного чувства – чувства полёта. Такое случалось лишь на соревнованиях, и поэтому Гесиод так охотно в них участвовал. И так неистово тренировался. Особенно сейчас, потому что близились угодные Богам Олимпийские игры. Его первые Олимпийские игры.

2 (Россия, 2018 н.э.)

Стоило кончать медицинский и долгие годы совершенствоваться в фармакологии, чтобы в результате оказаться у разбитого корыта! Спортивный врач Герман тяжело переживал наступление антидопинговой эры. Когда супостаты вцепились уже в безобидный мельдоний, он понял: это конец! От восхождений на вершины человеческих возможностей придется отказаться. Как врач он понимал, конечно, что такие восхождения смертельно опасны. Но ведь он никогда не давал стимуляторы вслепую и всегда предупреждал спортсменов о цене за рекорды. И всегда находились такие, которым плевать было на цену – они хотели только победы. Во что бы то ни стало! Они с детства пахали, как каторжные, посвятив свою жизнь одной цели – и как же он их понимал! Уже не завидовал, как сопливый мальчишка, бредящий о рекордах, но понимал. Понимал и жалел, и поэтому выбирал только тех, кого остановить было нельзя: если он откажет – найдут другого врача, только другой будет хуже и опасней. Но как обидно, что именно сейчас, когда Герман, наконец, нашел свой «ускоритель», его мечта о супер-спортсмене накрылась медным тазом.

Долгие годы он делал ставку только на мышцы и нейроцепи, ими управляющие. То есть, двигался в общем русле. Лишь год назад, в отпуске, когда он бездумно наблюдал запредельно быстрое мелькание крыльев прибрежной стрекозы, Германа осенило: надо ускорить не мышцы, а сам мозг. Восприятие времени. О времени они тогда много говорили с другом детства, Виктором. Того только что сократили из родного института, и Вика распирало от несправедливости: он, фактически лучший физик-теоретик лаборатории… и так далее. Герман терпеливо выслушивал сетования друга и воздерживался от советов и комментариев. Что лучший, то душили всех, и прежде всего лучших: не заносись, не мни себя умней тех, кто на верхушке власти. Пошлый лозунг «если ты такой умный, то почему такой бедный» не годился. Ученые класса Вика, прошедшие суровый отбор и многолетнюю профессиональную подготовку, хотели и могли заниматься только своим делом. Обстоятельства заставляли их эмигрировать – они уезжали, и обычно прекрасно приживались и плодоносили на новой почве. Виктор не мог эмигрировать: не было связей и общедоступных публикаций (он был «засекречен», за компанию со всей лабораторией), не было денег и, главное, была на руках тяжело больная мать. Конечно, Вик устроился на работу (жить-то надо!), но это было совсем не то: какая-то компьютерно-чиновничья суета. Вик отбывал ее как каторгу, а потом для души возился в своей домашней лаборатории.