Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями

При всех попытках обоих представителей династии Пехлеви создать вестернизированное общество, им удалось лишь сформировать узкую секулярную прослойку городской элиты, которая вряд ли превышала 10–20% от населения. Поэтому идеи Исламской революции легли на благодатную почву и исламистам, пришедшим к власти в 1979 году, удалось за короткий срок преодолеть всякое сопротивление других политических сил.

Удивительно, но Исламская республика смогла сделать то, что было не под силу прозападным шахам. По мере углубления проблем в стране население все с большей завистью засматривалось на опыт светских стран. Экономические сложности, коррупция, социальное неравенство в сочетании с навязываемыми исламскими нормами вроде обязательного ношения хиджаба постепенно формировали для многих черно-белую картину — во всех проблемах виноват ислам.

Понятно, что в нынешней Исламской республике невозможно представить честный соцопрос на тему: мусульманин вы или нет? По законам страны переход из ислама в любую другую религию карается смертной казнью. Родившийся мусульманином не имеет легального способа отказаться от веры.

Однако протесты осени 2022 года наглядно показали, как много сегодня в Иране открытых противников исламских порядков. Демонстрации охватили сотни городов, все без исключения провинции страны. Участие в этих акциях, где женщины сжигали платки, один из главных символов жизни по исламским правилам, приняли сотни тысяч человек. Но и до 2022-го по косвенным признакам было видно: общество меняется, и не в ту сторону, которая могла бы понравиться религиозным деятелям. Так, уже с конца 2000-х в Иране коэффициент рождаемости упал ниже 2.0, то есть приблизился к среднеевропейским показателям. Резко возросло и число разводов. В апреле 2021 года замглавы Министерства по делам спорта и молодежи Мохаммад Мехди Тондгуян признавался — 37% ­молодежи в стране ­заявляют, что не хотят ­образовывать ­семью[32]

.

В то же время религиозных людей в Иране все еще очень много, и речь не только о старшем поколении. Традиционно некоторые регионы, вроде провинций Кум и Хорасан-Резави, более религиозны, чем другие, поэтому там истово верует и молодежь. Кроме того, шиизм настолько глубоко интегрирован в иранскую культуру, что ее составляющие продолжают воспроизводить даже те люди, которые вовсе не считают себя верующими. Даже в толпе пьяных иранцев на молодежной тусовке за закрытыми дверьми я слышал восклицания «Йа Али!» или «Йа Абуль-Фазль!», которые используют как междометия. В ­первом случае поминают первого шиитского имама, во втором — одного из главных сподвижников Хусейна в битве при Кербеле.

Шиизм всплывает далеко не только в присказках и поговорках. Так, в 2009 году, когда Тегеран охватили антиправительственные протесты, в которых участвовали сотни тысяч человек, главный лозунг звучал так: «Йа Хусейн — Мир-Хосейн!». «Йа Хусейн» — это традиционный шиитский возглас, взывающий к имаму Хусейну, но в лозунге протестующие скрестили религиозную традицию с именем кандидата в президенты — Мир-Хосейна Мусави. Фактически речь шла о том, что он, будучи арестованным, стал собственным мучеником (шахидом) протестного движения.

В истории протестов 2022 года религиозные сюжеты были уже менее значимы, чем в 2009-м: все-таки главным их символом стал снятый головной платок, так что протестующие напрямую бросили вызов исламским порядкам. Однако и тогда на протестах нередко звучал лозунг: «Хаменеи Язид щоде, Язид русефид щоде!» — Хаменеи занял место Язида (убийцы имама Хусейна), преступления Хаменеи превзошли преступления Язида. То есть протестное высказывание снова отсылало к культовому противостоянию Хусейна и Язида. Даже те, кто выходит на улицы, бросая вызов Исламской республике, зачастую оперируют религиозными концептами в своей борьбе, настолько прочно в жизнь простых иранцев вошло шиитское мировоззрение во всем его своеобразии. Но все-таки есть вещь, которая для жителей страны еще важнее, чем религиозная идентичность, — и это национальное самосознание.

Парадокс четвертый

Бессмертная иранская нация

Какие бы победы ни одерживал политический ислам, обычный гражданин страны — прежде всего иранец, а уже потом мусульманин. После Исламской революции власти поначалу пытались заменить иранский национализм мусульманской идентичностью, однако этот путь быстро доказал свою бесперспективность. В итоге исламистам пришлось вернуться к идее «бессмертной иранской нации», хотя эту концепцию продвигали ненавистные им шахи династии Пехлеви. Даже в некоторых мечетях сегодня можно найти следы доисламской культуры — которая, по идее, должна была быть выкорчевана с корнем. А то, что Иран за свою историю не раз бывал покорен и завоеван, не мешает его жителям возводить свою генеалогию к легендарным доисламским царям прошлого.