У меня не слишком много времени, чтобы думать о собственном перевоплощении. Я выискиваю еду, караулю место в ночлежке, потому что зимой на улице не выжить. Времена перед апокалипсисом кажутся мне нереальными, как голографическая реклама тёплых стран. Двигаюсь я медленно, чтобы не тратить много энергии. Одеваюсь в то, что под руку попадется, а также бормочу себе под нос, и это трудно контролировать, труднее даже чем собственный храп.
Я вижу где-то в окружающей меня тьме лицо Главного, который вышвырнул меня с работы в тот самый момент, когда должен был упасть на землю и молить Бога о милосердной смерти. Вижу удивление чиновника, пришедшего ко мне домой, когда я покорно соглашаюсь с конфискацией. Глаза психиатров, странные ухмылки канцеляристок, морщинистые руки стряпухи, подающие мне тарелку тёплого супа. Но все это не имеет никакого значения.
Я боюсь говорить про то, что помню, так как никто меня не поймёт. После Судного дня много людей обезумило и впало в паранойю, и те, которых я встречал, ничего не знают. Они говорят о проклятье, биологическом оружии и захватчиках из космоса. Мне аж плохо делается от этого бреда. Когда я осознал, что именно я и мне подобные в течение десятков лет формировали эту больную иллюзию, мне хочется смеяться. Я внезапно начинаю понимать, что стечение обстоятельств – это заблуждение, которое отделяет нас от правды, ибо все мы получаем именно то, что хотим взять у Бога. А вернее, получали, пока он нас не оставил.
Во вторник, двенадцатого августа, я проснулся рано, в начале шестого. Солнце пробивалось через закрытые жалюзи и слепило меня. Я попробовал заснуть, но тревога вернулась, когда под подушкой я нашёл свой коммуникатор. Сон сморил меня вечером, когда я просматривал сайты, и лишь чудом я не раздавил хрупкое устройство.
В доме было тихо. Я открыл окно, чтобы подышать горным воздухом и полюбоваться на величественные темно-зеленные склоны. Вершина Корыни терялась во мгле. Наверное, где-то недалеко стоял улей, вокруг летало много пчёл. Я чувствовал, что через час или два жара снова станет невыносимой. А также ощущал странную подавленность. Может, начал понимать, что вчерашняя ссора с Главным грозила мне катастрофой. А может, слова Хербста затронули во мне какие-то давно позабытые струны.
Вид из окна, который сначала успокаивал, внезапно стал невыносимым. Я надел джинсы и тихо спустился на первый этаж, где находилась кухня. Там было пусто, поэтому я без спроса взял какую-то кружку и заварил чай. Потом вернулся в комнату и включил маленький телевизор, что стоял на покрытом скатертью комоде. Как раз шли в прямом эфире новости, но я никак не мог совладать с регулятором звука. Отложил пульт и увеличил громкость, нажав кнопку на самом телевизоре. Ведущая говорила что-то про сбор данных и панику, которая охватывает все большую территорию. Показывали какой-то большой город, может, Рамму, где в огромной пробке, неслыханной в такую рань, толкались машины скорой помощи с сиренами. Я не мог понять, что произошло.
Через некоторое время до меня дошло, что по стране прокатилась волна смертей, которым пока не было объяснения. Люди умирали утром, обычно от инсульта или от других нарушений сердечно-сосудистой системы. Небольшая группа пострадавших «от смерти во сне» выжила, но осталась полностью парализованной. В нарастающем хаосе власти попытались подсчитать эти случаи, чем-то помочь, но довольно быстро стало ясно, что это почти невозможно. Внизу экрана появилась строка с кошмарными сообщениями со всего мира. Той ночью по всей Земле по неизвестным причинам умирали десятки миллионов людей.
У меня перед глазами замигали все более страшные картинки: бушующая на улице толпа, горящие дома и валяющиеся на ступеньках трупы. По мнению комментаторов, произошла террористическая атака с применением какого-то супернового оружия, вероятно, излучения, посылаемого через спутник. Разбуженные политики успокаивали, ученые пытались строить гипотезы, военные все отрицали. Никто не знал, что случилось и не повториться ли это снова. Все пока работающие каналы передавали одинаковые программы. Я улыбнулся сам себе, словно чокнутый. Потом вернулся в кровать и там, не двигаясь, слушал новости.
Феномен был необъяснимым, потому что иногда смерть атаковала целые семьи, иногда только одного человека, а бывало, что целые районы оставались нетронутыми. Воображение стало подкидывать мне разные картинки. Например, вид большого аэропорта, где все завалено телами пассажиров, или жены, проснувшейся около мёртвого мужа, который еще вчера чувствовал себя прекрасно и утюжил рубашку на работу. И вдруг я осознал, что должен кому-то позвонить, наверное, все люди сейчас пытаются связаться со своими близкими, а я даже не потянулся к телефону. Оказалось, что никто не был для меня настолько важным. Когда я это понял, что-то в душе сжалось.