Всесожжение

Торо повторял как параноик, что я должен сохранять чувствительность и следить за счастливыми концовками. Там, где появляется яркий хэппи-энд, нужно изначально рассчитывать на то, что воспоминание неправдивое. Это скорее кусок сетевого сериала или другой подкрашенной фикции. Я не знаю, поженились ли мы с Вивьен. Но откуда тогда возникла мысль о том, что это происходило в Крутых горах, в монастырском комплексе, который с высоты птичьего полёта напоминал вытянутую восьмёрку? Откуда, мать твою, эта мысль, если не с массового солитёра, в котором созданные под усреднённый образ профиля аватары вписываются в статистические вкусы?! Это приплыло в мою память. Лишай на воспоминаниях.

Часть знаний Генри сейчас доступна мне непосредственно, часть распихана по закоулкам памяти. Я поглотил его целиком и начинаю понимать, что не пережил никакого нападения, а парни в квартире Масного приплыли по инфору из популярной ВР-игры «The Kidnappers IV: Victim’s Revenge»[32]. Торо сам втянул их в мою голову. Он сподличал, чтобы поднять мою активность и заставить войти на платформу S-файлов. Если бы я обрёл чувства и без накладки на действительность посмотрел на кухню, то увидел бы там, скорее всего, всё ещё лежащую Живию.

Всё это как максимум вероятно, но никогда не бывает точно.

(Следующий.)

Остатки сознания регистрируют сотрясение – резкий рывок, нарушение вертикали. Равновесие ещё не отключилось, и я уверен, что в окружении произошло какое-то изменение. Потом несколько рывков, снова отклонение и завихрения, я выполняю флегматичный пируэт. И путешествие в пространстве, я плыву головой вперёд. Всё ещё не хочу верить, что пришла помощь, но это кажется единственным объяснением. Кто-то вытащил меня из берлоги, в которой я лежал столько дней, переложил на коляску или больничные носилки и выпихнул из квартиры в лифт.

Сейчас я ощущаю падение, извергается вулкан тошноты, а свет под сводом черепа мигает так быстро, что, если бы у меня был желудок, я вернул бы его содержимое на пол. И снова несколько сотрясений. Всё зашаталось ещё сильнее, заколебались жидкости внутри. Я лечу вниз, а потом всё неожиданно замирает.

В автономном взрыве на сетчатке ока появилась фотография отвратительной вещи на кожаном сидении автомобиля. Что-то лежит рядом с респиратором, накрытое больничной простынёй, как высохший утробный плод с полумаской на лице. «Это ты», – гласит подпись под фотографией. Я понятия не имею, кто мои спасители, и не могу их ни о чём спросить. Генри – единственный источник большого беспокойства, он даёт отчаянные знаки, что те, кто за мной пришли, могут быть настоящими похитителями.

Появляется следующая фотография, засвеченная и неясная, как будто бы кто-то выслал её с помощью старого коммуникатора прямо в мой мозг. На ней виднеется бритая голова, твёрдая челюсть мужчины, который выглядит как убийца, холодные серые глаза и коричневая рубашка с погонами. «Меня зовут Гепард, и я забираю вас в более безопасное место». В голове звучат незаданные вопросы. Масный интересовался историей, потому ориентируется сразу, что парень одет в классический Braunhemd[33], хорошо сделанную копию или бесценный оригинал костюма, который носила милиция

Sturmabteilung[34].

В относительном мире года Зеро все идеологии разрешены, голубой свет размягчил нас так сильно, что мы не отрезали себя от гнилых корней. Время от времени можно встретить на улице боевиков в форме солдат. Этот здесь, наверное, тоже важная фигура в подпольном королевстве. Зачем потащил меня с собой?

Следующая фотография представляет ворота с огромной волнообразной надписью на антиполевом неоне «Orgie macht frei

»[35]. Возле шлагбаума нас приветствуют стражники, вытянувшиеся по стойке смирно. «Наш дом», – Гепард экономит слова, или же у него в распоряжении всего несколько десятков знаков, которые он использует как может. Я узнаю клуб «Новый Освенцим», основанный Себастьяном У-Ботом, авангардным художником времён моей молодости: несколько раз закрытый и восставший из мёртвых «театр свободы слова и независимости», но помимо этого, ещё идеологического и сексуального дерьма.

Следующая фотография показывает интерьер дома, старый зал фабрики под металлической крышей, с окнами, уложенными высоко в три длинных ряда – зал переделан в место лагерных утех. Коричневые рубашки перемешиваются с чёрными мундирами и худыми фигурами в полосатой одежде. Надо мной наклоняется улыбающееся лицо гауптштурмфюрера СС, над ним ним череп с ободком и блестящий козырёк фуражки. И снова надпись: «Наш дом».

Это не может быть правдой, я попал в вирусную цепочку и запутался внутри тессеракта. Синергия не выпустит меня до самой смерти. Установленная связь постоянно активна, и я останусь безвозвратно бесформенным, никогда не отличу настоящий мир от иллюзии.