Всё будет хорошо, обязательно

По ней снова текла людская река, но теперь это были не беженцы. Мы услышали их раньше, чем увидели. В воздухе висел туман, скрывавший всё, что было вдали. Пелена тумана становилась всё тоньше, и постепенно показалась колонна из молчаливых людей и лошадей. Люди шагали по улице, грохоча каблуками. Немецкие солдаты. Некоторые выглядели более важными, чем другие. Некоторые сидели верхом, в шинелях с капюшоном. И держали в руках хлыстики, готовясь пустить их в ход, если потребуется. Я почувствовала себя маленькой-маленькой и спрятала руки за спину, стараясь не думать о том, что мне однажды рассказал Паулюс. Про то, как немцы отрубают людям кисти рук. Я старалась забыть этот рассказ, очень-очень старалась. Но в голове у меня так и летали отрубленные руки, а в запястьях я ощущала зуд.

Пешие солдаты маршировали. Переваливались с боку на бок, как гуси, но точно попадали в ритм. Одни надели меховые шапки, хотя было совсем не холодно. Другие носили шлемы с острыми пиками на макушке. Я подумала, что немцы, наверное, умеют убивать людей совершенно особым способом. Возможно, они нападают, как быки или олени, наклонив голову и выставив вперёд пику? Но вслух я этот вопрос не задала.

Чем дольше они шли, тем яснее становилось, что немецкая армия очень большая. Прямо как целый город. Мимо проехала походная кухня с поварами, мешавшими суп в огромных котлах. За ней штук пять санитарных повозок. А потом телега, на которой сидел сапожник и чинил сапоги. У них было всё-всё.

Часть марширующих солдат пела, но их пение не было радостным. На три счёта они пели, затем на три счёта просто шагали. А после всё повторялось снова. Звучало так, будто они уже выиграли войну.

Родители уводили детей по домам. С шумом захлопывали двери, задвигали засовы. В домах вдоль центральной улицы шевелились занавески на всех окнах. Мы с Жюлем тоже сунули головы под занавеску, чтобы видеть. Остальные, как обычно, разместились за столом и оттуда прислушивались к грохоту марширующих сапог и цоканью лошадиных копыт.

Пора было ужинать, но мама и не думала доставать из буфета хлеб с сыром, а мы с Розой не накрывали на стол. Папа не напоминал нам о наших обязанностях, Оскар не притрагивался к шпику. Жюль и Клара не ныли, что хотят есть. Казалось, желудки у нас полны.

Мы продолжали сидеть, надеясь, что колонна скоро закончится. Что солдаты пройдут мимо и мы их никогда больше не увидим. Мы поговорим о них, как о грозе, пролетевшей над городом, и навсегда забудем. Но уже стемнело, а мостовая всё ещё дрожала у них под ногами.

Мы легли спать ровно в то же время, что и всегда.

Но сон не шёл.

Клара забралась в кровать к родителям. Мы с Жюлем легли в постель к Розе. Прижавшись друг к другу, мы смотрели в темноту широко открытыми глазами.

Колонна военных прошла мимо нашего дома только к утру.

Булыжники были покрыты коричневой кашицей.

Пахло лошадьми.

Мы с Жюлем вышли на середину дороги. Медленно двинулись в сторону рыночной площади. Там и сям на тротуаре лежало битое стекло, особенно около магазинов.

Жанна, жена Мона, качала головой, глядя на разбитую витрину их булочной. В витрине не осталось ни одной буханки. Несколько мешков с мукой были просто так вспороты и перевёрнуты. Как будто в булочной недавно шёл снег. Но все были живы.

Мы слышали рассказы о том, что ещё они натворили. Срубили фруктовые деревья на дрова. Значит, станет ещё труднее с пропитанием. Во многих кафе разбили зеркала. И ещё забили несколько совершенно здоровых домашних животных.

– У нас здесь настоящей войны не будет, правда? – спросил Жюль.

– Конечно, – ответила я. – Они прошли мимо нас во Францию.

Я говорила то, что думала. Мне очень хотелось так думать.

– Значит, нам повезло, – сказал Жюль.

– Нам очень повезло.

После воскресной службы мы с несколькими ребятами с нашей улицы играли в войну на лугу у часовни. Паулюсу, сыну Мона, недавно на день рождения подарили бельгийскую солдатскую форму и деревянный штык. Размахивая этим штыком, он стоял напротив нас. Потом рукой показал на меня.

– Ты будешь немцем, – сказал он.

– Она не может быть немцем, она девочка, – возразил Жюль.

– Я могу изобразить немца, но не хочу.

– Тогда будешь медсестрой, – предложил Паулюс.

– Значит, мне придётся всё время сидеть в стороне и смотреть, как вы сражаетесь. Лучше я буду шотландским солдатом.

Паулюс размахивал своим штыком во все стороны.

– Девочки носят юбки, поэтому легко могут быть шотландцами!

– А я хочу быть медсестрой! – сказала Роза.

Паулюс немного приутих, плечи у него опустились. Взглянул на Жюля:

– Будешь немцем?

– Ни за какие коврижки! – ответил Жюль.

Паулюс похлопал штыком по земле. При этом от штыка отломился кусочек.

Казалось, мальчик вот-вот заплачет, но вместо этого вдруг разозлился. Я с трудом удержалась от смеха.

– Но без немцев же игры не будет!

– И войны тоже, – сказала я.

Клара запрыгала на одной ножке и пропела:

– Ни-ка-кой вой-ныыыы!

– Компания придурков, – мрачно сказал Паулюс.

Теперь уже я расхохоталась.

– Не слушай нас, Паулюс! Война будет!

Сказала – и сразу смолкла, потому что все посмотрели на меня так, словно я немец.

8.