Всё, что имели...

— Здравствуйте, Алевтина Григорьевна, рады, очень рады, что вы откликнулись, приехали к нам.

Она пожала им руки.

— С праздником, товарищи. Не удивляйтесь, Октябрьские дни миновали, но у вас нынче свой праздник. И немалый! Я узнала, что ваш старый рабочий Сазонов первым пустил станок.

К ее удивлению, Кузьмин вяло поблагодарил, Рудаков же промолчал, и вид у него был такой, будто ему неприятно откровенное поздравление. Она не понимала, в чем дело, почему секретарь парткома и главный инженер так холодно относятся к заметному событию — работает первый станок. Ей, например, пришлась по душе газетная строчка «Забился пульс завода», понравилась и вся боевитая заметка Марины Храмовой в сегодняшнем номере «Новогорского рабочего» и ее призыв к молодежи следовать примеру Александра Васильевича Сазонова. Она думала познакомиться с ним, сказать ему доброе слово.

— Сазонов — герой, — как бы самому себе сказал Рудаков. — А тех, кто заставил его работать на снегу, на морозе, как назвать? — хмуро спросил он и сам же ответил: — Бездельники! К чертовой бабушке гнать подобных руководителей!

— Константин Изотович, позаботься о выборе выражений, — с досадой упрекнул его Кузьмин.

После первой же встречи с Рудаковым Алевтина Григорьевна относилась к нему настороженно, даже с некоторой долей неприязни. По ее мнению, он был излишне резок, самонадеян, говорил, что думал, не заботясь о том впечатлении, которое могут вызвать его слова у собеседника.

— Думали, рядили мы, как обогреть цеха, и кое-что наклюнулось. Есть предложение использовать для этой цели паровозы, — продолжал Кузьмин.

Отодвинувшись от горячей железной печки-времянки — пока самого надежного обогревательного прибора, — Алевтина Григорьевна, не перебивая, выслушала Кузьмина, посмотрела на лист ватмана с расчетами и схемой подключения паровоза к отопительным трубам и сказала:

— То есть два локомотива должны стоять у вас на приколе?

— Именно так. И надо полагать, что горком поддержит нас, — ответил Рудаков таким тоном, будто уже заручился поддержкой. — Замысел наш несложен, — продолжал он, объясняя, что сейчас надо срочно и всеми силами достраивать котельную для инструментального цеха, а потом, когда работа будет завершена, немедленно приступить к доделке здешней котельной, предназначавшейся для так и недостроенной брикетной фабрики. — Все предельно просто. Паровозы будут возвращены, — заключил главный инженер.

Алевтине Григорьевне вспомнились жалобы железнодорожников на медно-серный завод, рудник, трест «Медьстрой», где иногда зря простаивали вагоны, и ей даже доводилось приглашать виновных на бюро, строго наказывать их за нерасторопность. Когда стали прибывать эшелоны эвакуированных, в горкоме и горсовете возникли опасения, что будут жалобы на оружейников из-за той же задержки вагонов. Но они проявили на разгрузке такую организованность, что нареканий в их адрес почти не было, и новогорцы поговаривали:

— Да, у них дисциплинка на высоте.

«Тогда речь шла всего-навсего о вагонах, а тут вон с каким замыслом познакомили меня оружейники, — обеспокоенно раздумывала Мартынюк, понимая, что нет у нее права распоряжаться паровозами, и вслух откровенно призналась в этом.

— Само собой понятно, Алевтина Григорьевна, — согласился Кузьмин, — у нас есть свои каналы, и мы обратимся куда следует, — говорил он. — В данном же случае для нас важна поддержка горкома.

— Хорошо, давайте обсудим этот вопрос на завтрашнем заседании бюро, — сказала Мартынюк, уже решив про себя: «Семь бед — один ответ, буду стоять на том, что Кузьмин и Рудаков правы и что нет у них иного выхода». В голове мелькнула и другая мысль: «Возможно, они связались по телефону с директором, а тот доложил наркомату о паровозах».

— Спасибо, Алевтина Григорьевна, приятно видеть, что вы за нас. — Кузьмин взял с тумбочки чайник, поставил его на раскаленную печку. — До совещания успеем чайком побаловаться, — сказал он.

Рудаков чаевничать отказался, он бережно взял в руки лист ватмана с расчетами и схемой, вышел из кабинета.

Зоя Сосновская сбегала на почту за газетами и письмами.

— Ну что, вестоноша, опять нет нам с тобой письмеца с фронта, — грустно сказал Никифор Сергеевич Макрушин и тут же стал успокаивать и себя, и Зою: — Ничего, дочка, ты не переживай, Петя еще не знает нашего адреса, как узнает, сразу и пришлет поклоны.

Виктор Долгих вскочил с газетой в руках на станок и вслух стал читать заметку Марины Храмовой.

— А мы старались, а мы шуровали, а там на снегу станок работает, — огорченно проворчал Борис Дворников.

— Вот, вот! — подхватил Макрушин. — А кто первым станок пустил? Саша, Александр Васильевич! Он ведь нашенской гвардии, он ведь чуток пораньше моего на пенсию вышел, а на завод мы вместе вернулись. И вот как порадовал Саша!

— Если бы у нас первых станок заработал. Макрушин тронул Дворникова за плечо, сказал:

— Не горюй, Боря. Дело-то помаленьку налаживается. Вот радость! В чем-то и мы будем первыми, нас хвалить будут. Так что все наше впереди.