Всё, что имели...

Леонтьев прошелся из конца в конец и все, что увидел, напомнило ему дни юности, когда работал шофером на стройке: тогда у них был примерно такой же гараж.

Конев продолжал возмущаться:

— Наше первоклассное оборудование затаскивать сюда? Это же… Это же черт знает что! Неужели Рябов не понимает? Ты что молчишь?

— Прикидываю, Павел Тихонович, и тебя призываю к тому же. Давай-ка поразмыслим, где, что и как расставить, — задумчиво ответил Леонтьев.

— Здесь? В этом сарае?

Первыми из рабочих пришли Макрушин и Мальцев. Придирчиво оглянув помещение гаража, Мальцев спросил:

— Что ты скажешь, Никифор Сергеевич?

— А что тут говорить?.. Хлебнем горюшка, а работать надо, — ответил тот.

— Совершенно верно! — поддержал Макрушина стремительно вошедший Рябов. — Требование дирекции таково, — продолжал он, обращаясь к Леонтьеву, — не медлить, приспосабливать помещение и расставлять оборудование.

— Требовать легко, — проворчал Конев и тут же с упреком добавил: — Ефим Васильевич, неужели не было для нас другого помещения?

— Было и есть. Без крыши над головой. Устраивает? — сердито бросил Рябов.

— Требования дирекции нам ясны. Будем выполнять, — сказал твердо Леонтьев и распорядился: — Павел Тихонович, организуй доставку сюда нашего оборудования.

— Будет выполнено, — заверил Конев. А через полчаса он — мускулистый и скорый на ногу — ходил вдоль железнодорожного полотна, оглядывал припорошенное снежком цеховое оборудование и, как бы продолжая разговор с начальником инструментального отдела, бубнил:

— Требовать всякий может… А где порядок, где транспорт, где автокраны? Мы что, станки на себе возить будем?

— Павел Тихонович, кое-что и самим утащить можно, цех-то рядом, — сказал Мальцев.

— И то правда, — согласился Макрушин. — Вон лист железа лежит, взвалим на него станок и волоком по снежку.

— Втроем? — усомнился Конев.

— Почему втроем? Гляди-ка, Савелий показался, его кликнуть можно, а там и другие подойдут.

Когда утром Грошев сказал Степаниде, что пора ему на работу, она тоже пошла с ним, намереваясь присмотреться, где тут магазины да городской рынок: без них ведь не обойтись.

Увидев инструментальщиков, пытающихся ломами сдвинуть с места тяжелый станок, Грошев заторопился к ним.

— Ты куда это? Погоди! — попыталась остановить мужа Степанида.

Он не замедлил шага, не оглянулся. Дома, бывало, что жена скажет, то и ладно, то и гоже, но если дело касалось цеха, тут уж послушный Савелий мог и возразить.

Степанида наблюдала, как мужики, тужась, тянули тяжеленную махину, даже слышала скрежет железного листа на мерзлых комьях, присыпанных снегом, поругивала про себя заводское начальство, которое заставило людей этаким образом возить на себе станки. Но больше она кляла эвакуацию.

В долгой дороге, слушая иногда не очень-то ясные ответы Леонтьева, куда они едут и что их ожидает, Степанида Грошева грезила о том, что привезут их в большой приличный город, получат они с мужем удобную квартиру… А что вышло? Город — одно только название, квартира — никудышная комнатенка в саманном бараке, где не то что шифоньер с буфетом, — обеденный стол некуда поставить… И сразу приуныла она, понимая, что вдосталь придется помаяться в этом холодном Новогорске.

Вспомнился их ухоженный и безбедный левшанский дом с огородом и садом. В иные годы столько своих овощей и фруктов бывало, что хоть возами вывози (хватало и для себя, и для рынка). Веселой и здоровой росла единственная дочь Арина — материнское да отцовское утешение… Подумав о дочери, Степанида вновь загоревала. Нынешним летом Арина впервые не приехала домой на каникулы. Пришло от нее несколько до обидного коротеньких писем. В одном из них похвалилась: летнюю сессию сдала хорошо, в другом написала, что им, старшекурсникам, с первых же дней войны приказали работать медицинскими сестрами в развернувшихся госпиталях.

После уборки сада и огорода, после осенней засолки Степанида замыслила побывать у дочери в не таком уж далеком Харькове. И вдруг — эвакуируйся… Она отбила Арине телеграмму, кинулась к двоюродной сестре: ты, мол, остаешься на месте, если будут письма от Арины, перешли мне: как доедем, я пришлю тебе свой новый адрес.

Когда уже в дороге Степанида услышала о тяжелых боях на Харьковском направлении, она совсем пала духом — что с дочерью, где она?

— Должно, эвакуировалась, как и мы, — неуверенно успокаивал муж.

— Мы — это оружейный завод, а она кто? — почти простонала Степанида.

— Она — медицинский институт, а медики во время войны в такой же цене, как и оружейники, если не выше, — ответил ей Леонтьев.

Беспокоясь о дочери, Степанида корила-бранила себя за то, что поторопилась отправить в Харьков телеграмму. Не знай Арина об их отъезде, то куда бы ей было бежать от боев, от проклятого фашиста, как не домой, а там двоюродная тетка надоумила бы, что делать и где искать родителей.

«Ох, нескладно получилось», — тревожилась Грошева, не интересуясь, из-за чего раскричались вдруг мужики, тянувшие на листе железном тяжелую махину. Подбежали к ним другие мужчины, и пошла баталия, даже Савелий и тот стал размахивать руками.