Всё, что необходимо для смерти

После очередной бесплодной попытки выяснить причину неисправности «Литы», выхожу из дирижабля и опускаюсь на пол грузового отсека вражеского дредноута. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, привалившись спиной к боку «Литы». Воздух тёплый, влажный и тяжёлый. Чувствую, как он наполняет мои лёгкие, но кислорода всё равно не хватает. Плеча касается что-то гладкое. Открываю глаза — надо мной стоит Винтерсблад, протягивает флягу.

— Виски только усилит жажду, — говорю.

— Это вода. Пей.

Садится рядом со мной, вытягивает ноги, и я краем глаза ловлю на его лице секундное облегчение. Он вымотан. Не знаю, на каком топливе он всё ещё держится: мы с Мединой меняемся и хоть немного, но спим. Винтерсблад же всё время на ногах.

— Как успехи? — кивает на «Литу».

— Их нет.

Мрачно усмехается:

— Не повезло в самом начале остаться именно без механиков.

— Сколько мы уже здесь, как думаешь?

— Дней шесть, не меньше. Куда-то опаздываешь? — закуривает.

— Я знаю, что ты приставил ко мне одного из солдат. Он плохо прячется.

— Он и не должен.

— Боишься, что я справлюсь с «Литой» и улечу? — поворачиваюсь к нему, встречаюсь взглядом с уставшими, но всё ещё насмешливыми серыми глазами.

— Не скрою, было бы обидно.

— У нас договор. И я держу своё слово. Даже если дала его врагу.

Винтерсблад ухмыляется:

— То есть ты бы не воспользовалась шансом удрать?

— А ты?

Склоняется к моему уху:

— Не-раз-ду-мы-ва-я!

— Я тебе не верю. Вижу, как ты переживаешь за команду. Ты бы их не бросил. Ты не такой, каким хочешь казаться, Винтерсблад.

Смотрит на меня пристально, чуть прищурившись, и я едва сдерживаю ответную улыбку.

— Раскусила тебя?

— У-у, какие фантазии! Но если действительно захочешь укусить меня — я не против, только намекни, — шутливо толкает меня плечом.

— Ты отвратителен!

— А ты нелогична.

Пару минут молчим.

— Кем ты был до войны, Винтерсблад?

— А какая разница?

— Просто любопытно.

— Что ты надеешься там откопать? В моём прошлом? Ты ошибаешься, если думаешь, что война как-то меняет нас. Нет, Скади Грин, она просто открывает другие стороны. Но мы те, кто мы есть. Хоть до, хоть после. Ты — дочь героя, которая верит в свои идеалы, а я — тот, у кого их нет, — поднимается на ноги. — Потому что из всех наших зависимостей эта — самая страшная.

— С чего бы? — я осталась сидеть, и теперь вынуждена смотреть на Винтерсблада, задрав голову.

— Рано или поздно ты в них разочаруешься. А до этого наделаешь из-за них уйму глупостей.

— Не разочаруюсь. То, за что я сражаюсь, проверено поколениями.

— Да неужели?