Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2

– Конечно! – сказал я, удивляясь тому, как удачно все складывается. Этим летом все дни были одинаковые: проснуться, позавтракать, включить телевизор, выключить телевизор, потому что там Уотергейт; поиграть с монетами, покататься на велосипеде, поиграть с машинками; задуматься, какой будет моя жизнь в Стратфорде; поужинать перед телевизором, лечь спать. Но сегодня я катаюсь на мотоцикле и иду в «Баскин Роббинс»!

Мы вошли в кафе, и я тут же ощутил запах ванили и замороженного молока.

– Что ты хочешь, Моби? – спросил Пит.

– Жвачку, – решительно сказал я, встав на цыпочки, чтобы разглядеть картонные тубы с мороженым через стекло витрины.

– Жвачку?..

– Он имеет в виду мороженое с жевательной резинкой, – объяснил скучающий за прилавком подросток в футболке с изображением Нила Янга с гитарой в руках. Оно было чудом, это мороженое: розовое, с кусочками розовой жвачки. И оно продавалось в «Баскин Роббинс»! Я любил его.

Пит купил две порции «жвачки» и мы съели их, стоя за круглым столиком возле окна.

– Поедем к маме? – спросил Пит, бросив остаток рожка в мусорную корзину и закурив.

– Конечно! – ответил я и быстро доел мороженое.

Пит снова завел мотоцикл, и тот радостно взревел. Люди на парковке смотрели на нас. Я был горд, стоя рядом с мощной машиной и сильным человеком. Пит был не таким чистюлей, как отцы моих друзей, и работал в автомастерской, а не в инвестиционной компании или банке. Но он был добрым. Он нравился маме, и мне нравился тоже.

Я иногда представлял себе, каково это – иметь отца и жить в настоящем доме. Наверное, Пит не смог бы покупать мне новые рубашки от «Izod» или снять для нас дом на острове Нантакет. Но из всех мужчин, с которыми встречалась мама с того момента, как умер папа, он был единственным, кого я желал видеть маминым мужем.

Я не хотел плакать. Не хотел показывать Питу, что мне больно. Не хотел испортить этот день.

Я крепко вцепился в пояс Пита, когда он выезжал с парковки.

– Поехали длинной дорогой! – крикнул он.

– Поехали! – радостно ответил я. Ветер беспрестанно хлестал меня. Когда же мы прибавили скорость, он стал таким яростным, что мои шорты и футболка стали похожи на рвущиеся, хлопающие флаги. Мы проехали по Токеник-Роуд и по извилистым дорогам рядом с пляжем. И мчались так быстро, что деревья вдоль дороги размылись и слились в одно целое, и мне стало казаться, что мы едем по лабиринту с зелеными стенами.

Я двинул ногой и тут же ощутил жгучую боль. Пит почувствовал неладное и притормозил. Я не хотел плакать. Не хотел показывать Питу, что мне больно. Не хотел испортить этот день. Но так получилось, что моя нога прижалась к огненно-горячей выхлопной трубе, и теперь на голени расцветал ярко-красный ожог размером с ладонь.

– Ох, черт! – сказал Пит, он явно был в ужасе. – Нужно отвезти тебя к маме!

Я кивнул, сдерживая слезы. Мне никогда еще не приходилось испытывать такую сильную боль. Я хотел, чтобы это прекратилось и мы с Питом вернулись к реальности безмятежной гонки на мотоцикле, розового мороженого с жевательной резинкой и лабиринтов из размытых деревьев.

Мы доехали до маминого офиса. Пит выглядел перепуганным.

– Мобс, скажи маме, что мне жаль. Правда, мне жаль…

Он опустил стекло мотошлема и уехал. Рев мотоцикла быстро стих, стали слышны громкий стрекот цикад и пение птиц.

Я ни разу не был в новом мамином офисе, но она показывала мне здание, где ей предстояло трудиться, когда получила работу секретаря. У ее компании было странное название из двух непонятных слов, которое в моей голове не держалось.

Я вошел в офис. В нем было светло и работали кондиционеры. Звонили телефоны, жужжали копировальные аппараты, и за столом у входа сидела мама. На ней ладно сидел бежевый костюм из секонд-хенда. Свои длинные светлые кудрявые волосы она стала закалывать на затылке, пытаясь не выглядеть женщиной-хиппи, которая встречается с байкерами.

– Моби?! – испуганно вскрикнула она, когда я вошел и, наконец, расплакался.

– Прости, мам, – плакал я. – Пит не виноват. Это я сам обжегся… Я обжегся, прости, прости…

Округ Сан-Бернардино, Калифорния

(2001)

В гримерке амфитеатра в пустыне неподалеку от Лос-Анджелеса мы с музыкантами New Order вспоминали, как играть песню группы Joy Division.

– Черт возьми, – сказал Питер Хук[80], – мы не играли эту песню со смерти Иэна[81].

Я организовал летний гастрольный тур под названием Area: One по открытым площадкам Америки. В течение последних шести недель мы все ездили по США: дуэт Outcast, хип-хоп-группа The Roots, музыканты New Order, Incubus и группа диджеев, в том числе Карл Кокс и Пол Окенфолд[82]. Я был хедлайнером[83], а также промоутером тура. Идея противоречивого и замысловатого сочетания танцевальной музыки, хип-хопа и рока в одном концерте пришла мне в голову в баре, в пять утра, в феврале прошлого года.