Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2

После интервью лимузин отвез меня в торговый центр «Virgin Megastore» на Таймс-сквер, где уже ждала толпа поклонников. Очередь тянулась от стола для автографов, стоявшего на первом этаже, через все здание на улицу и устремлялась вверх по Седьмой авеню.

Я хотел, чтобы он впечатлился достаточно для того, чтобы приглашать меня на званые обеды в свой бруклинский особняк, в компанию высоколобых постмодернистов.

Автограф-сессия продолжалась полтора часа. Я пытался подарить всем, кто пришел, то, ради чего они стояли в очереди. Моя подпись, улыбка, мгновение доброжелательного внимания – маленькие знаки приятия, симпатии со стороны сияющей звезды. Я обнял нескольких плачущих от восторга женщин, хотя организаторы акции и просили меня этого не делать.

Потом охранники расчистили путь через толпу и усадили меня обратно в лимузин. Через несколько минут автомобиль подъехал к зданию Рокфеллер-центра, построенного в стиле ар-деко. В нем размещалась студия «Saturday Night Live». Я смотрел передачу SNL в детстве, а теперь попал туда, где ее снимали.

Новая фаланга охранников проводила меня в гримерную. Я оглядел черный холодильник, коричневый диван, белый прикроватный столик и понял, что уже бывал в этой комнате раньше, когда снимался в телешоу «Поздней ночью с Конаном О’Брайеном». Тогда она тоже служила мне гримерной.

Я закрыл дверь и попытался задремать на диване. Но не мог сомкнуть глаз. Воздух вокруг меня, казалось, вибрировал. Весь этот день был наполнен тем, чего я когда-либо желал. Он оказался даже лучше, чем я только мог себе представить. Поэтому следовало выпить кофе, чтобы прожить его наиболее полно.

После выступления в «Saturday Night Live» моя известность должна была улететь в стратосферу. Я смутно предполагал, что однажды скажу: «Мне достаточно славы», но представить себе такой сценарий было трудновато.

Мой тур-менеджер Sandy принес в гримерную акустическую гитару. Я забренчал на ней, напевая «We All Made of Stars», которую мне предстояло исполнить. Затем стал наигрывать и петь «Lucky Man», песню 1970 года группы Emerson, Lake & Palmer. И думал: может быть, я и есть тот самый Lucky Man, счастливчик с идеальной кармой? Потом дошел до последнего куплета и вспомнил: там поется о том, как героя песни уничтожают гордыня и глупость.

Я отложил гитару. Резко встал с дивана.

Слава может уничтожить других, сказал я себе, но только не меня. Я буду тем счастливчиком, который сможет придумать, как сделать так, чтобы последний куплет этой песни в его жизни не прозвучал.

Дариен, Коннектикут

(1978)

Мне исполнилось 13 лет, и я начал мастурбировать. Я был уверен, что это неправильно и Бог на меня разгневается. Но в моем мозгу произошел какой-то сдвиг, и все юные, молодые, а порой и зрелые представительницы слабого пола, попадавшиеся на глаза, стали жгуче-эротичными – те, что встречались на улице, учительница английского, все девочки из школы… Еще пару недель назад я вообще не помышлял о мастурбации, но теперь только о ней и думал.

Я занимался самоудовлетворением перед школой, в школьном туалете, после школы, еще раз после школы и перед сном. Иногда для пущего эффекта я думал о женщинах, которых видел по телевизору, иногда смотрел на обнаженных фотомоделей в старых номерах журнала «National Lampoon»; их раскидывали в доме мамины друзья.

Я никогда не говорил о сексе ни с мамой, ни с кем-то другим. У меня было стойкое убеждение: все, обозначаемое этим словом, – страшно и плохо. Оно сформировалось прежде всего потому, что несколько раз мне довелось случайно увидеть, как мама лежит, распластанная, под одним из своих друзей. Когда я учился в третьем классе, мне в руки попала книга «Радости секса»[121]. Помню ужас, с которым я рассматривал иллюстрации. На них волосатые мужчины творили немыслимое с обнаженными беззащитными женщинами.

Мне казалось, что если секс – это плохо, то ублажать себя – плохо вдвойне, но остановиться я не мог. Через несколько недель яростной мастурбации на моем пенисе появились болезненные образования, похожие на ожоги. Я не догадывался, что попросту натер его. Но вместо этого решил, что Господь наказал меня, послав какую-то ужасную болезнь.

До этого я никогда не молился, но теперь ежедневно вставал на колени и пытался заключить со Всемогущим сделку: «Господи, если ты избавишь меня от этой проказы, то я перестану мастурбировать!» Через несколько дней натертости зажили, и я решил отдать Богу должное. Он исцелил меня, и мне нужно было исполнить то, что обещал Ему.

Первое, что мне следовало сделать, – это собрать старые журналы «National Lampoon», отнести их в лес и сжечь с молитвой. Мне казалось, что запах горящего порно будет приятен Господу. Я так и сделал. Потом нашел Библию, которую мне недавно подарила бабушка в Рождество, и утром, когда вожделение овладело мной, стал ее читать.