Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2

«Нет, не поедем! Мы должны поселиться в «Danceteria»!» – восторженно подумал я. И предложил:

– Сходим наверх?

Мы поднялись по лестнице, миновав видеосалоны с лаунж-музыкой, и оказались в хип-хоп-клубе. Мы любили хип-хоп (потому что один из наших богов, Джо Страммер, отзывался о нем с восхищением), но были здесь чужими. Мы не знали ни одной песни, поэтому скромно стояли у стены и смотрели на танцующую толпу.

В подвале на выступлении Mission of Burma было всего 40 человек. Сотня человек бесновалась под Bad Brains. Но в этом душном зале было еще больше людей, которые бурно приветствовали каждую новую песню. Тут были черные, белые и азиаты, мужчины и женщины, гетеросексуалы и геи. Диджей поставил «The Message» Грандмастера Флэша[183], и я пришел в восторг, потому что слышал ее по радио.

– Это «The Message»! – крикнул я друзьям. – Я знаю эту песню!

– Может, поднимемся на четвертый этаж? – спросил Чип.

Над залом хип-хопа работала дискотека для гомосексуалистов. Слабо освещенное помещение было заполнено людьми и туманом. Мы ничего не знали о культуре геев. Мужчины и женщины танцевали и прикасались друг к другу. Диджей завел «I Feel Love» Донны Саммер, и толпа – может быть, человек двести – завопила. Я никогда прежде не слышал, чтобы люди так громко и счастливо кричали.

– Пойдем, – сказал Чип.

Я не слышал его и прошел в зал, ближе к музыке и стробоскопам. Было поздно, мои друзья устали и хотели назад в Дариен, домой.

Но мне не нужно было никуда ехать. Я был дома.

Нью-Йорк

(2007)

За несколько недель до Дня святого Валентина я познакомился с замечательной женщиной по имени Николь. И, как обычно, после первого свидания начал паниковать. Я хотел покончить с этим и сбежать, но мой терапевт, доктор Любеткин, запретил мне это делать.

– Если вы не останетесь и не проработаете панику, то вам так и не станет лучше! – строго сказал он.

Я продолжал посещать терапевта, но, похоже, особо не продвинулся в борьбе с паническими атаками. Доктор Любеткин мне нравился, потому что он был добродушным и не боялся резко высказаться, если я шел вразнос. Поэтому я посещал его сеансы уже почти год. Но мне не нравилось, когда он заставлял меня противостоять страху, от которого шарахалась каждая часть моей натуры.

– Если бы вы не сходили с ума и не паниковали, как бы вы поступили? – требовательно спросил он.

– Провел бы День Валентина с Николь, – честно ответил я.

– Так и сделайте.

Мы с Николь отметили праздник в ресторане, а потом она провела ночь в моем «небесном замке» над Центральным парком в Эль-Дорадо. Утром она ушла, а на меня накатил яростный приступ паники, от которого болели мышцы и скрипели зубы. Мне было хорошо известно, что все это прекратится, как только я приму решение порвать со своей женщиной. Но доктор Любеткин был против. И весь день 15 февраля я пытался бороться с паникой. Но боль усиливалась. И наконец 16 февраля я сдался.

Я позвонил Николь, объяснил ей, что у меня жуткие панические атаки, и поэтому, несмотря на то, что у нас было всего два свидания, нам нужно прекратить встречаться. Она расплакалась. А я чувствовал себя самым дрянным человеком в мире и просто повторял: «Прости!» – снова и снова. Она положила трубку, и меня захлестнула ненависть к себе. Но мой поломанный мозг добился своего, и паника ушла.

Этот цикл продолжался десятилетиями: сходить на свидание, получить в ответ паническую атаку, прекратить отношения, избавиться от страха. После этого я страдал. Иногда, чтобы почувствовать себя лучше, я рассказывал о своей личной жизни Иванке Трамп, если удавалось увидеть ее. Мы не были близко знакомы, но в последние несколько лет часто встречались на благотворительных мероприятиях и вечеринках, и она всегда вела себя со мной благожелательно. Вот и сейчас, после разрыва с Николь, я столкнулся с Иванкой на ежегодном балу Музея города Нью-Йорка. И стал рассказывать о своем Дне святого Валентина. Я никогда не говорил ей о панических атаках. Поэтому болтал об ужине в «Candle 79», о коктейлях в баре «Angel’s Share» на Девятой улице и вечерней прогулке по городу.

Она любезно улыбалась, но я понятия не имел, смеется она надо мной или ей действительно интересна моя отредактированная история. Когда я замолчал, Иванка поведала, что ее бойфренд уехал из города и она провела Валентинов день в одиночестве.

Подошедший высокий стройный мужчина взял ее за руку.

– О, Моби, это Джаред, мой парень! – воскликнула она.

Я встречал Джареда раньше. Он издавал «New York Observer» и устраивал вечеринки, на которых мне приходилось бывать. Они с Иванкой ушли к своему столу, за которым сидел ее отец, похожий на раздутого массажиста в смокинге.

Оказавшись в одиночестве, я подошел к барной стойке, заказал водки с содовой и оглядел зал.

Это мероприятие, ежегодный сбор средств для Музея города Нью-Йорка, считалось среди городской элиты одним из самых значительных событий года. Здесь были все нью-йоркские миллиардеры. Они беседовали, сидя за богато сервированными столами.