Всё может только любовь!

Млекопитающие рождают живых детёнышей; нянчат их, защищают, вскармливают и воспитывают до тех пор, пока те не достигнут зрелости. Иными словами, млекопитающие заботятся о своём потомстве. Вскармливание и забота настолько привычны для людей, что мы порой воспринимаем это как само собой разумеющееся, но когда-то всё это было внове – революция в социальной эволюции. Рептилия, как правило, не проявляет интереса к своему потомству; она откладывает яйца и уходит (или уползает) прочь. Млекопитающие же создают связанные тесными узами и взаимной опекой социальные группы – семьи, члены которых проводят время, прикасаясь друг к другу и заботясь друг о друге. Родители кормят и охраняют своих детёнышей и друг друга, оберегая членов своей семейной группы от враждебного мира за её пределами. Млекопитающее будет рисковать своей жизнью, а иногда и терять её, ради защиты детёныша или партнёра от нападения. Змея же или саламандра будет невозмутимо наблюдать за смертью своего сородича.

Лимбический мозг также позволяет млекопитающим петь для своих детей. Голосовая коммуникация между  млекопитающим и его детёнышем является универсальной. Если забрать мать от её выводка котят или щенков, они начнут беспрерывно скулить и пищать – это плач разлуки – и его пронзительное страдание не оставит равнодушным любого нормального человека.

Но если разлучить детёныша комодосского варана с его чешуйчатым родителем, он будет помалкивать.

Маленькие вараны не афишируют своё присутствие, поскольку взрослые особи являются завзятыми каннибалами. Мать-рептилию и её детёныша разделяет спасительный вакуум молчания. Акцентирование внимания на собственной уязвимости имеет смысл лишь для тех животных, чей мозг способен воспринимать идею родительской защиты.

И ещё млекопитающие способны играть друг с другом – деятельность, уникальная лишь для животных, обладающих лимбическим мозгом. Любой, кто вступал в упорную борьбу с собакой за старый тапок, и позволил его утащить, знает, что за этим последует – пёс мчится с тапком обратно. Ему нужно именно это перетягивание, а не сам тапок. Та же собака обожает такую важную для неё радость от игры с носком (не хочет оставлять у себя носок), и её сердце греет команда «Апорт!» – ей доставляет невероятную радость бесцельное бросание человеком предмета. В чём же может заключаться для животного смысл подобных занятий? Собака не  ищет еду, не спаривается, не вскармливает щенков и не делает ничего, что было бы явно связано с выживанием или размножением. Так почему же все млекопитающие хотят резвиться, шалить, кувыркаться и озорничать? Для бессловесного млекопитающего игра – это поэзия в движении: она представляет собой допустимый способ – как и стихи, по словам Роберта Фроста[6], – говорить одно, подразумевая при этом другое. Благодаря лимбическому мозгу млекопитающие не могут сопротивляться этой возможности, вызывающей у них такое ликование.

Самый молодой мозг

Неокортекс (от греческого слова «новый» и латинского «кора») – это последний по времени образования, и, у людей, самый большой из трёх отделов мозга.

У млекопитающих, которые эволюционировали давным-давно, таких, как опоссум (настолько древний вид, что у него сохранился отличительный знак сумчатых животных – карман на животе), имеется лишь тонкий слой неокортекса, покрывающий более древние, расположенные глубже отделы мозга. У более молодых видов животных размер неокортекса увеличился, так что у собак и кошек он больше, а у обезьян ещё больше. У людей размер неокортекса увеличился до значительного объёма.

Человеческий неокортекс представляет собой два симметричных листа, каждый из которых соответствует по размеру толстой льняной салфетке и скомкан, чтобы уместиться в небольшой, сплюснутый по бокам череп.

Как и бóльшая часть мозга, неокортекс полон секретов и вопросов без ответа. Тем не менее, наука достигла некоторого прогресса в объяснении функций и возможностей этой масштабной армии нейронов. Речь, письмо, планирование и рассуждение – все эти способности зарождаются в неокортексе. То же самое можно сказать и о нашем чувственном опыте, который мы называем восприятием, и нашем сознательном управлении движением, известном нам как воля.

Неокортикальный мозг