Другой дар, которым нас наградил неокортекс, – это способность к
Человек не в состоянии направлять свои эмоции в нужное русло точно так же, как он даёт указание своей моторной системе взять чашку со стола. Он не может волевым усилием заставить себя хотеть правильных вещей, или любить правильного человека, или быть счастливым после испытанного разочарования, или даже быть счастливым, когда у него всё хорошо.
У людей отсутствует такая способность не из-за недостатка дисциплины, а потому, что сфера действия воли ограничивается самым молодым отделом мозга и функциями, за которые он отвечает. На эмоции можно воздействовать, но ими нельзя управлять. Любовь нашего общества к механическим устройствам, которые управляются нажатиями на кнопки, плохо помогает нам взаимодействовать с собственным непокорным мозгом.
Люди в наше время считают, что всё, что не подчиняется их воле, скорее всего, сломано или плохо сконструировано, в том числе и их собственное сердце.
Лишь самый молодой из трёх отделов нашего мозга понимает логику и рациональные доводы, и он один среди всех может использовать абстрактные символы, известные нам как слова. Мозг, отвечающий за эмоции, будучи бессловесным и нерассуждающим, может, тем не менее, демонстрировать выразительность и интуицию. Подобно тому, как искусство нас вдохновляет, лимбический мозг способен увести нас за пределы логики путями, которые можно лишь весьма приблизительно описать на понятном неокортексу языке.
Таким образом, воспроизведение эмоций при помощи слов требует сложных преобразований. И потому люди вынуждены напрягаться, чтобы облечь сильные чувства в строгие рамки вербального выражения. Часто, по мере того, как эмоциональность изложения нарастает, человек всё чаще брызгает слюной, жестикулирует, и ощущает невыразимое бессилие. Поэзия, которая служит мостом между неокортикальным и лимбическим мозгом, одновременно иллюзорна и могущественна. Фрост писал, что стихотворение «рождается, как ком в горле, как чувство, что что-то не так, как тоска по родине или по любви. Оно никогда не начинается с мысли».
Так и любовь никогда не начинается с мысли. Анатомическое разграничение делает столь же невозможным для интеллекта ухватить своими когтями любовь, как невозможно вилкой съесть суп. Для того, чтобы понять любовь, нужно начать с чувств – и об этом будет наша следующая глава.
На тело, погружённое в воду, воздействует выталкивающая сила, равная весу вытесненной воды. В этом заключается суть закона Архимеда, в его скупом и бесстрастном математическом изложении. А оживляет этот сухой постулат стоящая за ним легенда. Согласно ей, двадцать два столетия назад Гиерон II, правитель Сиракуз, поручил Архимеду выяснить, была ли некая корона изготовлена из чистого золота или сплава. Когда Архимед собрался принять ванну, ему пришла в голову мысль о том, что можно погрузить корону в воду и сравнить вытесненное ей количество воды с тем, которое вытесняет чистое золото аналогичного веса. Любое расхождение между этими двумя величинами говорило бы о разной плотности короны и золота того же веса, и, следовательно, эта корона оказалась бы подделкой, по крайней мере, частично. Это решение, связанное с водой, легло в основу как закона Архимеда, так и его знаменитого выражения. Говорят, что после того, как его осенила эта идея, он выскочил из ванны и обнажённым побежал по улицам города с криком «Эврика!» (значит: Нашёл!).
Ключевой момент этой истории – это не корона, не золото, и не ум Архимеда, а его горячая и чистая страсть.
Вот как её описывает Плутарх: