Всё – одно

– Хотя, да. Кажется понимаю. Видимо это корабль, что принёс тебя сюда из космоса, – не спрашивая, а утверждая сказал старик. Он не оборачивался, продолжая рассматривать Глазастика каким-то образом появившегося на картине, – ничем другим это быть и не может. Да и металлический привкус на языке может быть только от него. Он изменил воздух, я чувствую.

– Да, этот корабль мой, – произнёс я, а компьютер перевёл слова на человеческий язык.

Художник вздрогнул и кисть выпала из его старческих рук.

– Прости, – сказал он, – всё же мне немного страшно. Что позволительно старому слепому человеку посреди леса в такой ситуации. Твой второй голос, изъясняющейся человеческим языком, оказался слишком громким.

Я убавил громкость динамиков.

– Так?

– Пожалуй, да, так лучше. Спасибо.

Кисть его по-прежнему лежала на земле, повиснув на упругих стеблях травы. Я нагнулся, чтобы поднять её. Рукоять была деревянная, густо залитая краской всех оттенков в несколько слоёв. Щетина была мастерски подогнана, образуя тонкий конец, позволявший вырисовывать самые мелкие детали. Даже жилки листьев, просвечиваемые лучами солнца.

– Держи, – сказал я и протянул кисть.

Человек полуобернулся ко мне, я впервые глянул ему в глаза. Они оказались затянутыми белой, едва прозрачной плёнкой.

Художник смотрел в сторону, но протянул руку туда, где я держал кисть. Я постарался аккуратно вложить её. Когда человек почувствовал близость моей руки едва уловимым движением он прикоснулся ко мне самыми кончиками пальцев.

Кисть упала в его раскрытую ладонь, а мы оба одновременно вздрогнули. На мне не было перчаток. Их я впопыхах оставил на корабле. Поэтому смог почувствовать его прикосновение. Оно было мягким, как подушки у меня дома в пустующей кровати и тёплым, как струйка воды из душа.

– Прости моё любопытство, я художник, мне интересно познавать всё новое, что создано и воплощено природой.

– Ты считаешь меня частью вашей природы?

Художник улыбнулся:

– Нет нашего или вашего. Всё одно. Всё одно.

Наверное, компьютер что-то неправильно перевёл, я не смог понять смысл его ответа. Художник же, ловко обмакнул кисть в нужной краске и продолжил рисовать.

Я остался стоять рядом. Наблюдал, как один мазок ложился на другой и получались листья на деревьях; видел, как кисть скользила по холсту, едва касаясь его, а за ней оставался след из солнечного света – он пробивался сквозь непривычную глазу зелень, отражался от корпуса Глазастика. Я видел, как вырастали деревья, расцветали цветы, зарождалась жизнь.

– Позволь спросить тебя.

– Спрашивай, – ответил я.

– Как ты оказался здесь?

– Я разведчик. Это мой последний полёт, ухожу на покой, – сам не зная почему добавил я. Неужели сожаление проскользнуло в моих словах?

Кисть художника замерла над столбом солнечного света.

– Хм. Последний и так повезло тебе – наткнулся на нас. Наверное не часто такое бывает?

– Да, не часто, – согласился я.

– Мда. Мда. Что же, если ты разведчик, значит вслед за тобой прибудут и другие?

– Да.

– Они прилетят сюда на таких же совершенных кораблях, как и тот, что разнообразил отражение природы на холсте?

– Глазастик? Нет, на ещё более совершенных. Мой корабль уже стар, чтобы считаться венцом того, что смогли мы изобрести.

– Мне всегда казалось, что совершенство – незыблемая величина застрявшая в собственной темнице. Никогда мне ещё не доводилось видеть её в выстроенном разумом мире. Но я понимаю твою логику.

Я тщательно вслушивался в то, что переводил мне компьютер, прокрутил несколько раз ответ, но вновь не смог постигнуть смысла. Какими-то загадками говорил человек. Либо ещё слишком плохо был разобран их язык.

Художник тем временем спросил ещё:

– Наверняка ты не один разведчик, вас много.

– Сотни.

– Не мало. Не мало. Так что же вы все ищите в космосе?

Я пожал плечами.

– Наверное, разум.

Даже за щедрое вознаграждение я бы не смог пояснить, почему сказал «наверное». Возможно потому, и я это понял, когда был задан прямой вопрос, что мы уже перестали искать его. Разум. Он обесценился с точки зрения экономики, развития, прогресса: той модели мира, что нагромоздилась у нас дома. Десятки сильных доводов прогнали его с информационного поля.

Человек улыбнулся.

– Разум. Изрядно же вы отклонились от курса.

– Изрядно… почему? – не сразу понял я о чём говорил мой странный, в чём я уже не сомневался, собеседник.

– Потому что разум надо искать в первую очередь в самих себе, а не на далёких планетах. На других планетах ищут или ресурсы или ответы на совершенно иные вопросы.

– На какие же?

Художник пожал плечами.

– У каждого они свои. Однако всё одно. Да, всё одно.

Старик вдруг начал рисовать так быстро, что я едва успевал уследить за его рукой. Я понял, что ему не нравится Глазастик в нынешнем виде. Он был чужеродным пятном на картине.

Рука двигалась, кисть рисовала, а тело его оставалось неподвижным. Я испытал восхищение. Как мог слепец так ясно видеть?

Какими-то тайными художественными приёмами он вписал корабль в окружающий его мир. Теперь он не казался чужим, оставаясь при этом инопланетным гостем.

– Мне кажется, что так лучше, не находишь?