Вскрывая душевные раны (СИ)

Далее на экране появилось макроскопическое изображение реакции. Скреплённые между собой духовные частицы яблока и апельсина разъединялись, однако спустя всего несколько секунд освобождённые частицы уничтожались. Следом шло снова полное изображение, которое зафиксировало отделение яблока от апельсина, а потом их разрушение.

Всё это время Нацу говорила:

— Мы назвали этот яд «панацея». Однако своему названию он не соответствовал. На что бы не применялась «панацея», этот предмет вскоре уничтожался. Вещества, излучающие сильную духовную энергией, держались дольше, но всё одно — ничего не выжило после соприкосновения с ядом. Нам удалось создать ингибитор к нему, но он лишь замедлял реакцию. Вскоре мы бросили эту затею. Пустифицированным синигами пришлось уживаться со своими пустыми.

Когда мы свыклись со своими жизнями в Мире Живых, нам и дышать стало легче. Мы решили путешествовать. Видели, как создавались государства и разрушались империи, неминуемую смерть и таинство рождения, голод и обжорство, засуху и ливни, мор и чудо медицины, безнадёгу и силу веры, ненависть и любовь. Этот мир был удивителен и не так плох. Но дом на то и дом, что по нему скучают, если его покинуть. Я была всем сердцем дома. И вот однажды оттуда явился домочадец.

Двадцать лет назад я столкнулась с третьим отрядом в провинциальном городке Японии. Естественно, никто из них меня не знал. Кроме Гина, конечно же. Мы разговорились, а после стали встречаться в тайне от Готея и Совета 46. Я надевала гигаи, ни на йоту не похожие внешне на меня, Гин сбегал от своего отряда, усиленно пряча свою духовную силу. Я была рада и крупице моего дома.

Всё было хорошо, пока Айзен не решил действовать. Однажды на одной из таких встреч Гин сказал, что Соскэ придёт за мной, ведь в моей душе живёт та, что дороже для него богатств всех миров и народов. Я ничего не говорила брату и остальным, решив, что отжила уже своё и смерть — это не так уж и плохо. Но Ичи-тян не был со мной согласен. Он выдал меня с потрохами Киске, и вместе они начали искать способ разделить мою душу с душой Ренэйт без ущерба для нас обеих. Но ничего не выходило.

И тут нам повстречалась девушка Орихиме, получившая от хогьёку невероятную силу восстанавливать исходную форму вещества. Тогда мы с Ичи разработали план «мортем»: я отдала ему «панацею», он должен был передать её Айзену и рассказать о свойствах, а потом указать ему на Иноуэ, которая после разделения душ восстановит их начальное состояние и наши полуразрушенные тела, которые Киске хранил всё это время. После того, как Ичи-тян отравит меня через лезвие своего занпакто, он должен был дать мне ингибитор для того, чтобы я не умерла раньше положенного времени.

Через какое-то время поступила новая информация — Айзен собирался уничтожить меня, как только душа Ренэйт будет спасена. Его ненависть к моему брату была столь велика после того, как он отнял у него возлюбленную, что он решил заставить страдать его в ответ. Айзен вознамерился провести наше разделение у себя в Уэко-Мундо, чтобы следить за всем процессом. Наши настоящие тела перед этим он распорядился похитить. И меня похитить. А в случае, если я откажусь, он начнёт убивать всех, кто мне дорог. Одного за другим.

Естественно, я мысленно уже согласилась на его условия. И, естественно, брат меня отговаривал, но я была непреклонна. Рисковать чужими жизнями ради спасения своей… нет, я бы не пошла на это никогда.

Часто в детстве… в своём втором детстве я задавалась вопросом. А больно ли умирать? Мне вечно снились кошмары о том, что за мной гоняются пустые, а я бегу от них по бескрайней ночной пустыне, освящаемой лишь серпом луны. И вот в момент, когда они должны были меня нагнать, схватить своими огромные ручищами и откусить мне что-нибудь, я просыпалась. В криках и в поту. Каждую ночь мне снились одинаковые сны и тогда я задумалась. А если я не проснусь? Если пустые поймают меня и доведут своё дело до конца? Больно ли умирать?

А потом я осознала. Я задаю себе этот вопрос потому, что уже свыклась с мыслью, что умру. Рано, поздно, но смерть придёт ко мне и заберёт. Я не противилась этому, лишь думала о том, будет ли этот миг лёгок, или надо готовиться к страданиям, к смерти. И я готовилась. Предположив худшее раз, делала это снова и снова. Своими действиями и мыслями я сама уничтожила своё будущее. Сдалась слишком рано, и только сейчас, стоя одной ногой в погребальном костре, я это понимаю. Но я не жалею.