Вслед за Эмбер

Уже несколько дней мы взаперти, ветер воет без остановки, и снег все валит и валит. Я уже думаю, не похоронит ли нас заживо и бесследно. Серьезно, мы, взрослые мужики, развлекаемся только игрой в дартс (и, кажется, это совсем не развлекает тех немногих женщин, что здесь есть). Если все продолжится в том же духе, еще немного – и мы начнем кидать дротики друг в друга. Даже когда погода хорошая, чувство отдаленности в Антарктике такое, какого я никогда не знал прежде. Наблюдая, как Венера ошеломительно ярко светит в беззвездной голубизне, а не темной ночью, как мы привыкли, начинаешь принимать это небесное тело за Солнце, которое каким-то образом оказалось очень далеко, – или, может, это я смотрю на него с отдаленной ледяной планеты. Временами кажется, что это одно и то же – быть здесь или на краю Солнечной системы… И все же довольно иронично, что расстояние только пробуждает чувство близости к тем, кто значит больше остальных, делая их более реальными и осязаемыми в сознании, в то время как все остальное угасает.

Онехунга

5 декабря 1980 года

Стоило мне только ступить на землю в аэропорту Окленда, появилось чувство, что я снова на ее территории, хотя с каких это пор Окленд – ее территория, а не моя? Не успел я добрался до зоны прилета и маминых распростертых объятий, как все на меня нахлынуло, словно и не уезжал. По пути домой маме надо было заскочить по делам, и, «чтобы побаловать меня», она поехала в универмаг Farmers на Хобсон-стрит, где, как и всегда в это время года, маячил гигантский восемнадцатиметровый Санта в десять раз выше меня взрослого. В детстве я его боялся: представлял, что он схватит меня в кулак, как Кинг-Конг, если не буду хорошим мальчиком. Было чудно́ снова оказаться здесь взрослым. Тем более что я подмечал то, чего не видел раньше, например его подмигивание и смещенный на бок ремень, когда он подманивал пешеходов пальцем. Я пришел к выводу, что даже теперь нелишним было бы перейти на другую сторону улицы, когда видишь его, даже будь он нормального размера. Я поделился впечатлением с мамой, думая, что она отчитает меня за грязные мысли. К моему удивлению, она рассмеялась.

Поначалу многое в Окленде напоминало мне об Эмбер – городской пейзаж, пейзаж вокруг городского пейзажа, морской пейзаж вокруг пейзажа вокруг городского пейзажа. Столько мест, где я бывал или планировал побывать с ней. Я думаю, это из-за запахов у меня случился рецидив, против моей воли. Аромат пачули унес меня в лето 1979 года, в бесконечную эйфорию после первой встречи с ней, как иногда это делал запах моря, задувающего с извилистого побережья. В то мое семейное Рождество Эмбер была как гость, которого никто не видел, кроме меня. Когда сестра распаковывала новое летнее платье, сидя под елкой, Эмбер появлялась будто из воздуха, чтобы показать мне, как она выглядела бы в этом платье. Она словно была рядом, не обращая внимания на форелевый галстук, который мама подарила мне. И я сейчас не о маленьких рыбках, плывущих по ткани, нет, весь галстук был в виде рыбины, причем конец галстука – это голова, чтобы каждый видел: у меня на шее болтается форель. Спасибо, мамуль! Я не мог удержаться от размышлений, была бы Эмбер счастлива с такой семьей, как моя, если бы не встретила Стюарта. Впрочем, к тому времени, как папа уже валился с ног от собственных шуток – «Подарил жене деревянную ногу на Рождество, это не главный подарок, просто нужно же что-то заткнуть в рождественский чулок!»

 – я почувствовал облегчение, что ее и близко там не было.

Новый, 1981 год

Новый год я встречал с Беном и Каху, еще одним моим другом. Они снимали бывшую государственную квартиру[18] на две спальни, а гостиная там вполне могла бы сойти за еще одну спальню. Бен писал докторскую, казалось, это займет вечность, а Каху работал на мясокомбинате Westfield Freezing Works возле гавани Манукау. Я как-то неосознанно начал снимать квартиру с ними, потому что мы вместе пили, и, когда я выпадал из реальности, их квартира была лучшим местом, где можно остаться… и это переросло в привычку. Время от времени я брал из дома чистые вещи, но не ночевал там: старая комната смахивала на музей, посвященный детству, там была форма «Футболист дня» с цифрой один, значки бойскаута, коллекция детективов «Великолепная пятерка» и прочие реликвии, которые мама взяла под охрану.