Стюарт заметно дрожал, вскоре все его тело почти конвульсивно забилось, словно у него вот-вот начнется припадок. Израсходовав последние запасы энергии, чтобы пойти посмотреть, что происходит, он едва держался на ногах, трость ходила ходуном под тяжестью его тела. Одежда Эмбер, разбросанная по лестнице, должно быть, подгоняла его, он задыхался, через силу делая каждый следующий шаг наверх. Положение, в котором мы находились, не позволяло двигаться. Если бы я пошевелился, то обнажил бы ее. Мы трое были как восклицательный знак: мы с ней – линия, он точка. Затем во внезапной вспышке дикой ярости он замахнулся на нас тростью и несколько раз ударил меня по спине. Я повернулся, чтобы отразить следующие удары рукой, и, пытаясь разоружить его, схватил трость и постарался вырвать ее. Он держал рукоятку удивительно крепко. Потребовалось приложить больше силы, чем я ожидал, чтобы трость вылетела из его руки. Я не хотел этого, но Стюарт потерял равновесие и наклонился градусов на тридцать в мою сторону. Когда трость с грохотом упала где-то позади нас, я в оцепенении, не в силах ничего предотвратить, наблюдал, словно в замедленной съемке, как тощее тело Стюарта опасно накренилось, словно он падал в бассейн головой вперед.
Я помню, как стало тихо сразу после… после того, как его голова ударилась о паркет, чуть-чуть не попав на ковер. От ужаса Эмбер бросилась, как была, голая, звонить в скорую. Я смутно осознавал, что мы по уши в дерьме, едва ли мог мыслить здраво, сердце мое колотилось, грудь наполнилась ужасом, тело парализовало, но я все же подошел к нему. Стюарт лежал лицом вниз в луже крови, голова его была чуть повернута в сторону, и сначала я подумал, что он и вправду умер. Это был кошмар, так по телевизору показывали сцену убийства, и я был тем самым убийцей. Я не думал о последствиях, когда перевернул его, может, у него была травма позвоночника, не думал о том, что я сам весь в крови: кровь на руках, кровь на рубашке, брюках, кровь была невероятно кровавой. Я думал только о том, что этого не должно было произойти, и в то же время пытался побороть путаное, окутывающее меня, как туман, предчувствие, что выхода нет, что родители и все остальные узнают обо всем, что меня ждет тюрьма. Кровь хлестала из открытой раны на лбу, текла, не останавливаясь, у него из носа, но я слышал неровное дыхание, словно Стюарт пытался дышать, лежа лицом вниз в последнем сантиметре воды в ванне.
Я выкрикивал его имя, чтобы привести в чувство, и тряс за плечо, но он не реагировал, и было неясно, все это время он без сознания или уже очнулся и притворялся, что нет, не желая, пока жив, видеть ни меня, ни ее. Медики из службы скорой помощи приехали через одиннадцать минут, которые показались вечностью. Стюарта увезли в больницу, а мы с Эмбер остались дома – в их доме, я имею в виду. В обычных обстоятельствах она села бы в машину скорой помощи, чтобы поехать с ним, и, кажется, медики этого и ждали, но разве у нее был выбор?
Сирена затихла вдалеке. Эмбер уставилась на паркет: по нему текли длинные струи крови, а ковер уже весь пропитался ею – и запаниковала.
– Господи. Что я наделала! Что нам делать?!
– Нужно вычистить тут все! – закричал я, тоже в панике. – Вот что нужно первым делом.
– Нет, если мы так поступим, будет выглядеть, что нам есть что скрывать, словно мы очищаем место преступления!
– Мы не можем оставить всю эту кровь, она повсюду! На что это будет похоже? Что, если он умрет?
– Не трогай! – закричала Эмбер, когда я попытался свернуть ковер. – Я попрошу миссис Грант разобраться с этим, когда она придет завтра. Тогда не будет похоже, что мы пытались скрыть следы.
– Она не должна знать. Нам нужно самим убрать все самое плохое.
– Необходимо рассказать ей нашу версию, вдруг он ей что-нибудь скажет, – пыталась рассуждать Эмбер.
– Он не вспомнит. Не вспомнит, – настаивал я. – У него травма головы. Будет странно, если мы не станем ничего убирать.
– Я не знаю. – Она закрыла лицо руками, затем в отчаянии дернула себя за волосы.
– Мы сожжем тряпки, – предложил я. – Не будет заметно, что он так сильно истекал кровью.
– Неееет. Мы оставим их в пакете здесь, в коридоре. Врачи уже видели.
–
Эмбер испуганно огляделась, она никак не могла решиться.
– Это моя вина, – поспешно добавил я. – Я не хотел…
– Я его жена, – процедила она сквозь зубы, то ли мне, то ли самой себе. – Это я должна была сказать «нет».
Следующее, что помню, – мы на коленях, бок о бок, вытираем кровь, иногда приходится закрывать глаза, потому что все это так ужасно. Слабый металлический запах, пропитанные кровью губки и громкий звук, когда мы выжимаем их в ведро. Эмбер сказала:
– У нас должна быть единая версия. У нас с тобой. Если полиция будет допрашивать нас порознь.
Я сразу же остановился, чтобы подумать, это давалось с трудом. Затем я перешел к «официальному объяснению», стараясь придать голосу максимальную уверенность, на какую только был способен: