Вслед за Эмбер

Изначально Эмбер хотела, чтобы я остался, только для ее спокойствия, будто была ребенком, который не может заснуть без плюшевого мишки, но, как бы ни было мне стыдно признаваться, затем я остался снова, и еще раз, а потом это стало почти регулярным. Честно говоря, я уходил утром только за час до появления миссис Грант, точнее, за полчаса, так как вскоре и это уже было в порядке вещей. Мы с Эмбер все больше привыкали к сложившейся ситуации, и я подталкивал ее к некоторым поступкам, на которые она никогда раньше бы не пошла. Я будто метил территорию, с каждым разом делая их дом все больше нашим с ней. Мы спали (сначала только спали) над Стюартом, в комнате для гостей на втором этаже; его спальня была на первом этаже, и между нами оставалось два лестничных пролета. Поскольку он не мог в одиночку добраться даже до ванной, которая находилась всего в нескольких шагах от него, а дом был немыслимо большим, мы чувствовали себя в полной безопасности. Миссис Грант тоже всегда обреталась на первом этаже – ей незачем было ходить куда-то еще. Она бы не стала подниматься, он бы не смог. Да и с чего вдруг Стюарту приспичило бы это сделать? Ему достаточно было нажать на красную кнопку звонка, который миссис Грант сама вкрутила в прикроватную тумбочку, прямо рядом с ним. Звонок мог разбудить даже мертвого. Стоит нажать на красную кнопку – и Эмбер прибежит.

Все было настолько безопасно, что то ли боль, то ли разочарование из-за всей этой ситуации подтолкнули нас или нашу любовь, заслонившую собой все вокруг, попробовать испытать, как это было бы, останься в доме только мы вдвоем. Я знаю, звучит ужасно, но нас ослепила всепоглощающая любовь и это бесконечное испытание тем, что мы не могли быть по-настоящему вместе из-за умирающего старика, который по безумной юношеской ошибке стал ее мужем, тогда как такое вообще не должно быть разрешено законом. Мы с Эмбер не осознавали, что правильно, а что нет, мы не видели стрелок морального компаса. Мы были молоды и страстно влюблены и вследствие этого, как два сумасшедших, жили только настоящим.

19 января 1984 года

Мы поднимались в комнату для гостей, намереваясь отделить себя от него двумя лестничными пролетами. Мы хотели уйти с его этажа как можно дальше и быстрее – в наше личное пространство. Я уже начал легкомысленно раздевать Эмбер, блузка упала на верхнюю ступеньку первого пролета, лифчик повис на нижней стойке второго. Поднявшись на вторую ступеньку, я стянул с Эмбер сначала юбку, а затем трусики, несмотря на то что она пыталась сопротивляться, словно я ее щекотал. Так же легко я снял босоножки на ремешках, одну за другой. Эмбер была совсем обнажена, а я полностью одет, и я нежно опустил ее на пушистый белый ковер, покрывавший лестницу, и принялся целовать, обнимать, целовать, еще и еще. Будучи не в силах терпеть, Эмбер поторопила меня, и мы перешли к тому, что уже невозможно было откладывать. Я был сверху, как будто в позе для отжимания, опирался на прямые руки, ее ноги и руки обвились вокруг меня. Она так отзывалась на мои движения, что мне пришлось прикрыть ей рот рукой, чтобы она не шумела.

После наступило спокойствие, чудесное умиротворение. И вдруг позади нас из ниоткуда раздался характерный скрип. Испугавшись, я быстро повернул голову, словно сработал рефлекс. Эмбер же не пришлось поворачиваться – лежа на спине, она лишь слегка приподнялась и сразу увидела, на кого я смотрю.

К моему величайшему ужасу, в нескольких метрах за нами стоял человек. Это была не миссис Грант, как мы вначале подумали, а Стюарт. Он всем весом опирался на трость, сжимая ее обеими руками с такой силой, что костяшки пальцев побелели, – казалось, будто кости выпирали из кожи. В полосатой пижаме, больной и умирающий, он стоял внизу, и на его лице застыло выражение абсолютной боли и ужаса от полного осознания нашего предательства. Я никогда не забуду его выражение, не забуду бешеный хрип, вдох-выдох-вдох, слюна, текущая из уголка рта, запавшие глаза, такие жуткие, что словами не передать. Волшебный пузырь, в котором мы с Эмбер находились, лопнул, и в одно мгновение мы оказались в суровой реальности, безвоздушном пространстве. На нас навалилось понимание того, что мы наделали… и стыд, невообразимый стыд.