Вслед за Эмбер

Миссис Диринг вышла из машины раньше меня и зачем-то начала рассказывать об особенностях этой церкви так легко и непринужденно, будто мы были, не знаю, на обзорной экскурсии. Она вспоминала всякие мелочи, которые случились на той давней свадьбе, например, как отец Эмбер, Лес, привез ее в фургоне для лошадей: предварительно он протер его от грязи, а сам надел свой единственный костюм. Лицо его было краснее обычного от жары, но он отказался войти в церковь, потому что там был Дэнни. Эмбер всю дорогу сидела на удивление тихо, не проронив ни слова. Когда фургон прибыл, Кэндис, подружка невесты, поспешила помочь Эмбер выбраться из фургона, – на первый взгляд, чтобы платье ни за что не зацепилось, но, как чувствовала миссис Диринг, не только из-за этого. Это была медленная поездка по ухабистой дороге памяти, будто мать Эмбер собиралась внушить мне чувство вины.

Дверь церкви была закрыта, но не заперта, и внутри было как минимум на пять градусов холоднее, чем снаружи. Симпатичный, полностью деревянный интерьер придавал церкви вид пустого ковчега. Звук шагов скрадывался красной ковровой дорожкой, лилии на узоре указывали в сторону алтаря, сливаясь в непреодолимый поток, и миссис Диринг следовала ему, торжественно шагая, словно она сама была невестой в тот печальный день.

– Здесь Эмбер дала священные клятвы, – произнесла миссис Диринг с излишним нажимом, специально глядя мне в глаза дольше, чем это было комфортно. – «В горе и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас».

Я не поддался на такую очевидную провокацию, решив сохранять спокойствие, несмотря ни на что. Очевидно, миссис Диринг знала о нас, и я понимал, что дело идет к лекции о нравственности и моей роли в том, что я сбил с пути ее дочь.

– Одна из маленьких внучек Стюарта сидела здесь, – она указала на переднюю скамью, – и все время роняла ключи своей матери. В конце концов мне пришлось пойти и забрать ключи у маленькой негодницы, потому что ее мать была рядом и позволяла ей это делать. Тогда я поняла, во что вляпалась моя дочь, когда связалась с этими испорченными и злобными людьми, семьей ее мужа.

Миссис Диринг быстро окинула взглядом неф, словно вспоминая всех присутствовавших там людей; затем коротко резко вдохнула, и ей внезапно захотелось выйти из церкви. Оказавшись на свежем воздухе, мы оба чувствовали себя некомфортно, но притворились, что это обычная прогулка. Мы шли к бухте, и, я уверен, в нас крепло осознание: нужно покончить с этим, чем бы это ни было. Конечно, мы приближались именно к той самой бухте, где я пережидал свадьбу Эмбер и Стюарта. Пока мы шли туда, ветер усиливался, по серому небу расползалась чернота, время от времени из-за горизонта эффектно вырывались лучи солнца, но снова исчезали.

Наконец миссис Диринг нашла подходящее место: почти сухой песок и не слишком много ракушек. Я сел справа от нее, так что мы оба смотрели на море. Наступил тот самый леденящий душу момент молчания перед серьезным разговором.

– Будет нелегко. – Миссис Диринг вытянула сначала одну ногу, затем другую, помогая себе руками и случайно развязав шнурки на одном ботинке. – Правда не знаю, с чего начать.

– Хорошо бы с начала.

Наверное, мои слова прозвучали слишком резко, скорее всего, потому, что я был в напряжении и ждал сам не знаю чего.

– Я знаю, что вам нравилась моя дочь, – наконец сказала она, посмотрев на меня долго и пристально.

Я выдержал взгляд не дрогнув. Меня не за что стыдить. Я любил Эмбер – и продолжал любить. Это была не мимолетная связь, интрижка. Я любил ее больше девяти лет, любил – это не «нравилась».

– Я знаю, что у вас была связь. Когда Стюарт умирал.

Миссис Диринг снова повернулась к морю. Неподалеку парила чайка, кренясь то в одну сторону, то в другую, как воздушный змей, натянутый сильным порывом.

– Мы любили друг друга, вы знали? – спросил я прямо.

Тут миссис Диринг удивила меня. Повернувшись, она снова посмотрела мне в глаза и с теплотой в голосе сказала:

– Да, это я тоже знаю.

Затем она сцепила руки вместе, зажала их между коленями и очень эмоционально, будто не своим голосом, сказала:

– Моя дочь – ваша.

– Что?

Сначала я не понял, что именно она имеет в виду. Как Эмбер могла стать моей? Она имеет в виду – в душе? Это что, утешительный приз?

– Моя младшая, Грейси… Она ваша.

Я сидел ошеломленный, не уверенный на сто процентов, что понял правильно, но слишком смущенный, чтобы переспросить.

– Она ваша. – Миссис Диринг повысила голос, не оставляя места для сомнений в моей голове. – Грейси – ваш с Эмбер ребенок.