– Нам повезло. Около часа ночи у Эмбер отошли воды и начались роды, схватки стали регулярными, раскрытие увеличивалось. Срок был подходящим. Если бы что-то пошло не так, мне пришлось бы срочно везти ее в больницу, и это бы нас погубило. Но все прошло как нужно. Ребенок родился в 6:11 утра, довольно крупный, как мне показалось, хотя времени взвешивать не было. Мы шлепнули малышку по попе, она громко закричала, и я положила ее на полотенце. Самым сложным было удаление последа. Эмбер было больно. Я твердила ей: «Смотри на малышку, смотри на эту чудесную малышку!» Нужно было убедиться, что ничего не осталось. Мы не могли рисковать. Вдруг бы Эмбер получила инфекцию? Как такое объяснить? Пора было меняться местами. Эмбер привела себя в порядок, быстро оделась, расчесала волосы. А я сорвала с себя накладной живот, одежду, легла на кровать, на окровавленные простыни, прямо на послед, будто это я родила. Родила своего ребенка. Мы пытались сделать так, чтобы я сама поверила в это. Эмбер сильно давила на мой живот, и я кричала от боли. Требовалось, чтобы я почувствовала, будто сама родила. Но этого было мало. У меня должна была остаться мышечная память о родах, я должна была почувствовать настоящую боль – так сказала Эмбер, а потом еще сильнее сжала пальцы, впивалась мне в кожу, пока я не закричала, не заорала от боли. Может быть, она мстила, что я завладела ее ребенком, плодом вашей с ней любви, но также и доказательством вашего греха. Может, она ненавидела то, что сама когда-то появилась на свет и вынуждена была делать то, что делала. Но времени размышлять не было. В 6:42 утра Эмбер позвонила нашим соседям, а я в это время кричала от боли. Эмбер спросила, могут ли они побыстрее приехать, сказала, что мы не успеем доехать до больницы, так как ребенок уже на подходе! В 6:56 утра их машина подлетела к нашему дому. В 6:57 утра соседи, муж и жена, забежали в дом и увидели меня с ребенком на руках, все еще голым, в пятнах крови.
Тут миссис Диринг засмеялась:
– Самое забавное, что мы совсем забыли про мой фальшивый живот. Он лежал прямо там, на полу, но никто не обращал на него внимания, все смотрели только на ребенка. Мы чуть не подожгли дом, когда, после их ухода, бросили в камин мой бедный, глубоко беременный живот!
Ее веселость быстро улетучилась, и она снова помрачнела:
– Позже в тот день нас обеих накрыло. Когда все это стало укладываться в голове. Поздравления для меня, цветы для меня и ни одного цветочка для нее. Люди говорили ей, что она должна быть счастлива иметь такую «прекрасную младшую сестру», быть хорошей и помогать матери. Именно из-за других людей, их отношения к нам, мы все больше и больше осознавали масштаб того, что натворили, и то, насколько все это неправильно. Но какой у нас был выбор? Мы делали это ради ребенка… В то же время я делала это ради Эмбер, а она – ради вас. Мы с ней были связаны чувством вины, как каторжники кандалами. В ту ночь мы впервые поссорились. Мы с Эмбер заранее условились, что она не будет кормить грудью, приготовили молочную смесь и планировали по очереди давать ее Грейси. Потом малышка проснулась с плачем, и, пока я подогревала бутылочку, плач прекратился. Когда я пошла проверить, там была Эмбер, и она кормила ребенка грудью! Она пыталась сказать, что грудь налилась, ей больно, но я заявила, что так будет только больше молока. Я знала, что на самом деле физическая боль – только малая часть всего, была и другая, от того, что она не кормит грудью своего ребенка, но мы не должны были сбивать малышку с толку, приложив ее к груди
Миссис Диринг помолчала, словно заново переживая тот день. Затем она сказала: