Вспомнить всё

– Но с точки зрения смысла – гром среди ясного неба! – воскликнул Снид. – Отклик, так сказать, из могилы! То есть давайте смотреть фактам в лицо: теоретически вубья кожа мертва, поскольку ее хозяин погиб. Таким образом, мы с вами чертовски близки к неоспоримому доказательству существования разумной жизни после смерти.

– Возможно… вот только есть тут один нюанс, – неуверенно, в изрядном унынии пробормотал Запперштейн. – Признаться, поднимать эту тему не слишком приятно. Не знаю, имеет ли она какое-либо отношение к делу, но… Но марсианский вуб, при всей его выдающейся… не побоюсь этого слова, сверхъестественной способности к выживанию, в отношении умственном – создание откровенно тупое. Почему? К примеру, мозг терранского опоссума втрое меньше кошачьего. Ну, а у вуба мозг впятеро – впятеро! – меньше, чем у опоссума.

– Ну что ж, в Библии сказано: «Так будут последние первыми, и первые последними», – напомнил ему Снид. – Будем надеяться, под эту рубрику подпадает и скромный вуб.

– А тебе вправду хочется жить вечно? – недоверчиво сощурившись, усомнился Мастерс.

– Конечно, – подтвердил Снид. – Кому же не хочется!

– К примеру, мне, – решительно отрезал Мастерс. – Я и так заботами сыт по горло. Последнее, чего мне хотелось бы – это продолжить жизнь в виде книжного переплета… да и в любом другом виде тоже.

Однако в голове его начали зарождаться совсем другие – положа руку на сердце, диаметрально противоположные – мысли.

– Да, такое только вубу и придется по сердцу, – поддержал его Запперштейн. – Стать переплетом книги, лежать себе тихо-мирно на полке, месяц за месяцем, год за годом, вбирая порами крохотные частицы пищи и, надо думать, предаваясь медитативному созерцанию… ну, или чем обычно занимаются вубы после смерти.

– Размышляют о теологии. Проповедуют, – предположил Снид. – Мистер Мастерс, насколько я понимаю, выпуск книг в переплетах из вубьей кожи мы прекращаем?

– Да. По крайней мере, в продажу ничего подобного более не пойдет, – подтвердил его босс. – Однако…

Однако Мастерс никак не мог избавиться от уверенности в том, что подобному материалу наверняка найдется достойное применение.

– Вот интересно, – продолжал он, – а не придаст ли эта кожа такую же сверхъестественную жизнеспособность всему, что из нее ни изготовь? Скажем, оконным занавескам. Или обивке салона личной амфибии… что, если кожа вуба сметет смерть с пути ездока? Да взять хоть подкладку для солдатских касок и бейсбольных шлемов!

Казалось, возможностей – хоть отбавляй… но все пока как-то расплывчаты. Над данным вопросом следовало подумать обстоятельно, без спешки, не жалея времени.

– Как бы там ни было, – объявил Запперштейн, – в возврате средств наша компания вам отказывает. Свойства вубьей кожи опубликованы «Эталоном» для всеобщего сведения в брошюре, выпущенной около полугода тому назад, и мы категорически утверждаем, что…

– О'кей, о'кей, убытки на нашей совести, – раздраженно отмахнулся Мастерс. – Бог с ними. Скажи-ка, Джек, – обратился он к Сниду, – там, в тех тридцати с лишним правках, определенно говорится, что жизнь после смерти… хороша?

– А как же! Прямым текстом. «Земной наш удел – лишь врата, врата к вечносущих блаженству». Вот эта строчка, вставленная в «О природе вещей», и подводит всему итог. Определеннее некуда.

– К блаженству, стало быть, – кивнув, повторил Мастерс. – Конечно, здесь у нас не Земля, а Марс, но это, видимо, одно и то же. По-моему, тут просто имеется в виду жизнь вообще, где бы она ни существовала.

Умолкнув, президент «Обелиск Букс» сдвинул брови, погрузился в раздумья глубже прежнего.

– Знаешь, Джек, – нарушив молчание, заговорил он, – абстрактные рассуждения о «жизни после смерти» – это ладно. О ней рассуждают вот уже пятьдесят тысяч лет, а поэме Лукреция – всего две с небольшим тысячи. Мне лично куда интереснее другое. Не общефилософская картина в целом, а конкретный факт: вубья кожа и заключенное в ней бессмертие. Какие еще книги ты пробовал в нее переплетать?

– «Век Разума» Тома Пейна, – ответил Снид, заглянув в блокнот.

– И каковы результаты?

– Двести шестьдесят семь абсолютно чистых страниц. С единственным словом – «ГАДОСТЬ!» – в самой середине.

– А еще?

– «Британнику». В ней, строго говоря, правок не появилось, зато добавились целые статьи. О душе, о ее переселениях, о преисподней, об адовых муках, грехе, бессмертии… словом, весь комплект из двадцати четырех томов приобрел явный религиозный характер. Дальше продолжать? – взглянув на Мастерса поверх блокнота, уточнил Снид.

– Конечно, – подтвердил Мастерс, слушая и в то же время не прерывая раздумий.

– «Сумма теологии» Фомы Аквинского. Текст остался нетронутым, но в него – во многих, многих местах – вставлен библейский стих: «Буква убивает, а дух животворит». Далее, «Потерянный горизонт» Джеймса Хилтона. Тут Шангри-Ла объявляется откровением о загробной жизни, которое…

– О'кей, идея понятна, – оборвал Снида Мастерс. – Вопрос только, что со всем этим делать. Очевидно, книги в вубью кожу переплетать нельзя – по крайней мере, те, с которыми она не согласна, но…