Встречь солнцу. Век XVI—XVII

Вместе с приходом тепла ожил в тундре гнус. Над поймой висят зыбучие комариные облака. Однако им с Завиной гнус не досаждает. Завина, как и все камчадалки, умеет готовить из багульника отвар, отпугивающий комаров. Этим отваром они предусмотрительно смазали лицо и руки перед прогулкой. На Завине лёгкая летняя дейша с капюшоном, опушённая мехом морского бобра, и мягкие кожаные штаны, заправленные в красные сапожки, сшитые чулком из лахтачьей шкуры. Она не любит юбок, в которых ноги путаются во время ходьбы, и предпочитает, по обычаю камчадальских женщин, носить штаны, не стесняющие движений. На шее у неё ожерелье из красных утиных клювов. Выходя из дома, она всегда надевает его. Утиные клювы, по убеждению камчадалов, приносят счастье.

Козыревский, войдя в азарт, всё сильнее толкается шестом о дно протоки, и бат, выдолбленный из ствола тополя, легко разрезая встречную воду, несётся вперёд, узкий, как игла. Сопротивление речного потока почти не чувствуется. Благодаря нашитым на борта доскам, лодка устойчива на воде. Козыревский специально нашил эти доски, чтобы бат не опрокинулся от неосторожного движения: Завина, как и все камчадалы, не умеет плавать.

В речной пойме кипит своя жизнь. Где-то в кроне ветлы кукует кукушка, на галечных отмелях возле островов бродят в воде кулики и зуйки. Клесты, чечётки и дятлы снуют над островами. Стаи ворон, вспугнутые появлением лодки с людьми, лениво поднимаются с песчаных кос и перелетают подальше от опасности. Высматривая добычу, высоко над поймой кружится ястреб.

— Ещё быстрее, — просит Завина, и Козыревский так налегает на шест, что бат с одного толчка вылетает вперёд на несколько саженей.

Поднявшись вверх по реке версты на четыре от острога, Козыревский разворачивает бат и садится на его дно, вытянув ноги. Теперь они плывут вниз по течению. За всё время его пребывания на Камчатке ему, кажется, никогда ещё не было так хорошо. Завина жмурит глаза от солнца и улыбается. Словно преисподняя, лежит перед ними окружающий мир, седой и чёрный от сажи и пепла. Черны деревья и кусты, черны берега. Однако не злые духи обитают здесь. Миром этим правит молоденькая светлолицая женщина с большим весёлым ртом и хрупкой фигурой подростка. Подумав так о Завине, Козыревский смеётся, и смех Завины перекликается с его смехом. Они хохочут, как сумасшедшие.

— Выйдем на берег! — предлагает Завина, и Козыревский причаливает к песчаной косе. Взявшись за руки, они пробираются сквозь кусты и не спеша выходят на речной косогор, с которого им открывается широкая каменистая тундра, огороженная грядами сопок и пересечённая заросшим ивняком и тальниками ручьём.

Смех замирает у них на губах. Вдали, прижимаясь к гряде сопок, движется в сторону верховий Большой реки длинная цепочка людей. Судя по копьям, которые имеются у всех, это камчадальские воины. Почему они идут словно крадучись, почему обходят казачий острог далеко стороной?

Припав к земле, Козыревский с Завиной долго наблюдают их шествие, в котором чувствуется что-то грозное.

— Ты побудь здесь, а я пройду кустами вдоль ручья поближе к ним, — внезапно принимает решение Иван. — Погляжу, что за воины, чьи они, Карымчины или Кушугины.

Скользнув, словно ящерица, Иван быстро достиг зарослей. Ручей мелок, всего по щиколотку, и Козыревский, отодвигая руками ветви, когда они загораживали, ему путь, быстро двигался к гряде сопок по выстеленному крупной галькой ложу ручья.

Он приблизился к воинам на такое расстояние, что хорошо можно было разглядеть их лица, — как раз в тот момент, когда те пересекали ручей. Затаившись в кустарнике, он следил за ними до тех пор, пока они не перешли ручей вброд и не скрылись вдали. Ни одного знакомого лица среди воинов он не разглядел, хотя знал почти всех людей лучшего князца низовий реки Большой, — толстого, добродушного, плутоглазого Кушуги, а равно и воинов Карымчи, чьи стойбища раскинулись в верховьях реки. У идущих впереди воинов он хорошо разглядел болтавшиеся на копьях пучки перьев ворона и куропатки, тогда как отличительными знаками родов Кушуги и Карымчи были перья ястреба и кедровки. Чьи же это тогда воины? В окрестностях острога ни один род не носит ни перьев куропатки, ни перьев ворона. Надо спросить у Завины.

Дождавшись, пока последний воин скрылся за сопками, Иван заспешил обратно.

Завина объяснила Козыревскому, что вороново перо — отличительный знак родов, обитающих на реке Кихчик, а перья куропатки носят, выступая на военную тропу, воины с реки Нымты.

Козыревский задумался. Названные Завиной реки текли в Пенжинское море верстах в сорока-пятидесяти севернее Большой, и Козыревский не знал отличительных знаков воинов этих родов только потому, что сам он в составе отряда Данилы Анцыферова всегда ходил на сбор ясака лишь в верховья Большой и на реку Быструю, а на те реки ходил другой отряд сборщиков ясака, — надо будет спросить у казаков того отряда, не замечали ли они чего-нибудь необычного в поведении кихчикинских и нымтинских камчадалов в последнее время.