Встречи с замечательными людьми

Я не буду описывать наш дальнейший путь и множество связанных с ним необычайных приключений, а перейду к описанию той нашей случайной встречи, неподалеку от упомянутого поселения, с одним человеком, которая корнем изменила все наши предположения и намерения и дала совсем другое направление, как в смысле нашего дальнейшего передвижения, так и в смысле нашего, как говорится, «внутреннего-мира».

Когда мы вышли из поселения афридиев с намерением двигаться по направлению края Читраль, то в первой же другой, тоже довольно многолюдной местности на базаре ко мне подошел какой-то старик в одежде местного жителя и тихонько сказал мне на чистом греческом языке:

– Вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Я совершенно особо-случайным образом узнал, что вы грек. Мне не нужно знать, кто вы и зачем вы здесь. Мне только приятно будет поговорить с вами и видеть, как дышит земляк, так как вот уже пятьдесят лет, как я не видел человека, рожденного на той земле, где родился я!

Своим голосом и выражением глаз этот старик произвел на меня такое впечатление, что я сразу проникнулся к нему полным доверием, как к родному отцу, и ответил тоже по-гречески:

– Сейчас говорить здесь, по-моему, неудобно, мы можем подвергнуться, по крайней мере я, большой опасности, и потому надо подумать, где можно было бы говорить свободно, не опасаясь подвергнуться нежелательным последствиям; может быть, вы или я придумаем способ или найдем соответствующее место для этого, а пока могу только сказать, что я сам буду несказанно рад этому случаю, так как от общения в течение многих месяцев с людьми, чуждыми моей крови, устал до изнеможения.

После этого он, не говоря больше ни одного слова, пошел своей дорогой, а я с профессором продолжали заниматься своим делом.

На следующий день другой человек, уже в одежде монаха одного очень известного в Центральной Азии монастыря, вместо подаяния сунул мне в руку какую-то записку.

Я прочел эту записку, когда мы пришли в «ашхану», где имели обыкновение закусывать; она была написана на греческом языке, и из ее содержания я узнал, что вчерашний старик был тоже монах из числа так называемых «освободившихся» того монастыря и что мы можем беспрепятственно прийти в этот их монастырь, где уважают людей, хотя бы и другой народности, но тоже стремящихся к Единому Богу, являющемуся создателем всех без различия народностей и племен.

На другой же день мы с профессором отправились в этот монастырь, где в числе других нас встретил и тот самый старик.

После обычных приветствий он повел нас на прилегавший к монастырю косогор, где мы, сев на обрывистом берегу протекавшего ручья, стали закусывать тем, что он принес из монастыря.

Когда мы уселись, он, кушая, сказал:

– Здесь нас никто не услышит и не увидит, и мы сможем говорить совершенно спокойно обо всем, что нашей душе угодно.

Из разговора выяснилось, что он итальянец, а греческий язык знает потому, что мать его была гречанкой, и в детстве, по ее настоянию, он говорил почти только на этом языке.

Он был когда-то идейным миссионером христианства и долгое время жил в Индии, и раз, когда он отправился по миссионерским делам в Афганистан, его во время прохождения одного перевала взяли в плен люди из племени афридиев.

После этого он много раз переходил из рук в руки в качестве раба и попадал к разным народностям, населявшим эти местности, а под конец попал сюда, тоже как пленник одного человека. Этому своему последнему хозяину он оказал какую-то услугу, и кроме того, так как во время долгого пребывания своего в этих обособленных странах он сумел зарекомендовать себя человеком беспристрастным, смиренно признающим и подчиняющимся всяким установившимся, выковавшимся веками местным условиям жизни, благодаря хлопотам этого последнего своего хозяина ему дали полную свободу и обещание устроить так, чтобы он мог всюду по этим странам, подобно местным «власть-имущим» обывателям, передвигаться, куда его душе будет угодно; но он, вследствие того, что случайно столкнулся как раз в это время с некоторыми адептами «Мирового-Братства», которые стремились к тому же, о чем он и сам всю жизнь свою мечтал, и они допустили его в свою среду, никуда не захотел уезжать отсюда, а остался жить здесь вместе с ними в этом их монастыре.

Так как у нас все более и более увеличивалось доверие к брату, патеру Джиованни – мы стали так его величать после того, как узнали, что он раньше был католическим священником и на родине прежде его звали Джиованни, – то мы сочли нужным признаться, кто мы такие в действительности и почему выдаем себя за других.

Поняв нас и отнесшись, как это было заметно, поощрительно к нашему стремлению, он немного задумался и потом, сделав на лице добрую, никогда не забываемую улыбку, сказал:

– Хорошо! В надежде, что результаты ваших исканий будут благодатными и для моих компатриотов, я сделаю все, на что могу быть способным, чтобы помочь вам достичь поставленной себе цели…