Встречи с замечательными людьми

На обоих берегах начали разводить потухшие за ночь костры; задымилась труба пароходной кухни, и удушливый дым сырого саксаула распространился повсюду. За ночь берега заметно изменились, хотя пароход стоит на том же месте. Сегодня десятый день, как он вышел из Чарджуя по направлению к Кирки.

Первые два дня он шел хотя медленно, но без задержки, а на третий день сел на мель и принужден был стоять целые сутки, пока Аму-Дарья силой своего течения не промыла песков, образовавших мель, и не дала ему возможность двигаться дальше.

Через полтора суток повторилось то же самое, но на этот раз вот уже третий день, как пароход стоит и не может двинуться дальше.

Пассажиры и пароходная прислуга терпеливо ждут, когда смилуется эта самодурная река и отпустит их.

Такое явление здесь обычно. Река Аму-Дарья почти на всем протяжении своего русла течет по пескам; имея очень сильное течение и неравномерный объем воды, она всегда или промывает, или заполняет песками свои неустойчивые берега, и вследствие этого постоянно меняет свое русло, благодаря чему происходит образование мели там, где до этого была водоворотная глубина.

Пароходы вверх по течению идут очень медленно, особенно в некоторые времена года, зато летят вниз как угорелые, почти без действия машин.

Время проезда от одного пункта до другого, хотя бы приблизительно, определить заранее никогда нельзя.

Зная это, едущие вверх по течению обыкновенно запасаются на всякий случай провизией на целые месяца.

Время года, к которому относится описываемое наше путешествие по Аму-Дарье на этих плоскодонных пароходах, было самое неблагоприятное из-за ее маловодья: приближалась зима, сезон дождей прошел и таяние снегов на горах, откуда река главным образом берет свое начало, прекратилось.

Путешествие было не особенно приятно также и по причине того, что в это время года на этих пароходах происходит самый разгар товаро-пассажирского передвижения: хлопок везде убран, убраны и высушены фрукты и овощи из благодатных оазисов, бараны породы «каракуль» уже рассортированы, и население пространства, где протекает Аму-Дарья, передвигается по ней; одни возвращаются в свои кишлаки, другие везут на базары свое сырье для обмена на нужные для недолгой зимы предметы, третьи едут на богомолье или к родственникам.

Вот почему на пароходе, когда мы ехали, пассажиров было очень много.

Среди них были и бухарцы, и хивинцы, и текинцы, и персияне, и афганцы, и представители многих других народностей Азии.

Среди этой колоритной или, как говорится, «разношерстной» толпы преобладали купцы: одни везли товары, другие отправлялись за сырьем на верховья реки.

Вот перс, торговец сушеными фруктами, вот армянин, едущий покупать на месте «киргизские-ковры», и поляк – агент по закупке хлопка для фирмы «Познанский»; здесь и русский еврей, скупщик каракулевых шкур, и латыш-коммивояжер с образчиками рамок из папье-маше и всевозможных украшений из дутого золота и искусственных цветных камней.

Много чиновников и офицеров пограничной стражи, закаспийских стрелков и саперов, возвращающихся из отпусков и командировок; тут и солдатка с грудным ребенком, едущая к мужу, оставшемуся на сверхсрочную службу и выписавшему к себе жену; тут и разъездной ксендз, едущий исповедовать по местам солдат-католиков.

Есть и женщины-барыньки: вот полковница с долговязой дочерью, возвращающаяся домой из Ташкента, куда она отвозила сына-кадета, чтобы отправить его в Оренбург в корпус учиться.

Вот жена ротмистра пограничной стражи, ездившая в город Мерв заказывать у тамошних модисток платье; вот жена военного врача, едущая из Ашхабада в сопровождении денщика навестить мужа, который служит одиноким только потому, что его теща не может жить «без-общества», которого нет на месте его службы.

Вот толстая дама с огромной прической, несомненно из искусственных волос, с массой колец на пальцах и с двумя громадными брошками на груди; ее сопровождают две миловидные девицы, называющие ее «тетей», но по всему видно, что они ей вовсе не племянницы.

Здесь также много русских «бывших» и «будущих» людей, едущих Бог весть куда и Бог весть зачем. Тут же несколько «арфянок» со своими скрипками и контрабасом.

Вся эта масса людей в первый же день по выезде из Чарджуя как бы рассортировалась: так называемая «интеллигенция», «мещане» и «мужики», перезнакомившись друг с другом, вскоре стали чувствовать себя как среди старых знакомых и образовали отдельные группы.

Каждый член из перечисленных групп стал смотреть и относиться к пассажирам, принадлежащим к другим группам, или свысока-презрительно, или трусливо-заискивающе, но в то же время они не мешали друг другу устраиваться каждому по его желанию и привычкам, и понемногу так освоились и сжились с окружающей обстановкой, что казалось, будто никто из них никогда раньше иначе и не жил.

Ни задержки в пути парохода, ни теснота никого не беспокоили, а наоборот, все так приспособилось, что вся эта поездка была как бы ряд пикников.

Как только выяснилось, что на этот раз пароход сел на мель основательно, постепенно почти все пассажиры вышли на берег.