Встречи с замечательными людьми

Зная эту слабость тамошней публики, все иностранные торговцы, особенно немцы, сбывали туда массу никуда не годных или скоро портившихся вещей. Комизм доходил до того, что вы могли встретить в числе рекламируемых предметов специальную особую машинку для зажигания обыкновенных спичек.

При выписке таким образом вещей, отчасти уже с самого начала негодных, представлявших, так сказать, только бутафорию или действительно скоро портившихся, и за отсутствием на местах каких бы то ни было технических мастерских, в каждой семье накоплялись вороха испорченных вещей.

Была еще другая причина, почему там оказалась такая масса вещей для починки. Уклад жизни на Востоке и, в частности, в России был таков, что все раз приобретенное сохранялось и не продавалось, даже по миновании надобности или при порче, да и некому было продавать; притом очень развита была привычка сохранять вещи, как память о чем-нибудь или о ком-нибудь.

Таким образом в каждом доме на чердаках или в сараях собиралась поразительная масса хлама, переходившего даже по наследству.

Узнав, что объявилась такая мастерская, где чинят все, что угодно, они поволокли ко мне черт знает что, в надежде воскресить и использовать давно бесполезно лежавшие вещи, как например: дедушкино кресло и бабушкины очки, и прадедушкину балалайку, и прабабушкины часы, и несессер, подарок крестного папаши, и одеяла, под которыми спал архиерей, когда у них гостил, и звезду, пожалованную отцу Шахом персидским и т. д.

Все это мною чинилось.

Во всяком случае, ни разу не было, чтобы какая-нибудь вещь не была принята или возвращена непочиненной.

Даже если за починку какой-нибудь вещи предлагали ничтожную, не оправдывавшую починки сумму, я брался за исправление, если эта вещь была незнакомой и мной еще не чиненной, интересуясь уже не деньгами, а самой трудностью или незнакомством с этого рода работой.

Наряду с действительно испорченными никудышными вещами стали приносить в починку массу новых вещей, не нуждавшихся в починке, а не действовавших только по невежеству и неумению обращаться с вещью при отсутствии примитивных технических познаний, словом, по дурости.

В это время был разгар быстрого распространения повсюду новых технических изобретений, как то: швейных машин, велосипедов, пишущих машин. Все это там с увлечением выписывалось и покупалось, но при первой порче, за отсутствием на местах мастерских и техников, вещь переставала служить.

Я вам расскажу некоторые из многих характерных примеров такого невежества и наивности, которыми я, конечно, не упускал возможности воспользоваться, и без всяких угрызений совести.

Как сейчас помню одного богатого толстого армянина, который раз, пыхтя и обливаясь потом, в сопровождении дочери, притащил мне «чинить» свою швейную машину, которую он, по его словам, купил недавно в бытность свою на Нижегородской ярмарке в приданое дочери.

Машина эта вначале казалась кладом, просто не налюбоваться – так чисто и скоро шила, – как вдруг ни с того ни с сего, к великому его огорчению, как он выразился, «пошла-задним-ходом».

Осмотрев машину, я нашел ее в совершенной исправности.

Надо сказать, что некоторые системы швейных машин рядом с рычагом, регулирующим шов, имеют другой такой же, который при перестановке меняет направление подавателя, и таким образом те части машины, которые подают материю вперед, при перестановке рычага двигаются в обратном направлении. Очевидно, кто-нибудь, нечаянно дотронувшись, сдвинул рычаг, и теперь, вместо того чтобы материя подавалась вперед, она тянулась назад.

Я сразу увидел, что исправить машину значило только передвинуть рычаг на старое место. Как вы думаете, сделал ли я это сразу? Нет. Видя в нем пройдоху-армянина и узнав из его слов, что он торговец каракулевыми шкурками, я, зная этих типов, был уверен, что он не одного текинца или бухарца – которые доверчивы как дети – провел, чтобы набить себе карманы, и я решил отплатить ему той же монетой и о причине «порчи» машины понес ему такую ахинею, что чуть ли не несколько шестерников надо было переменить, чтобы она стала опять шить, конечно, при этом ругая на чем свет стоит современных недобросовестных фабрикантов-заводчиков.

Словом, я содрал с него 12 рублей 50 копеек, обещав исправить машину в три дня, но, конечно, еще он уйти не успел, как она уже была исправлена, занумерована и поставлена с готовыми вещами.

Вот другой случай. Приходит ко мне какой-то офицер и с очень важным видом говорит мне: «Ступай в Канцелярию начальника области и скажи старшему писарю, что я приказал, – кстати сказать, тогда русские офицеры иначе ни с кем не говорили, как приказывая, – показать тебе пишущие машины, а ты, посмотревши, скажешь мне, в чем дело».

И ушел, не сказав ни кто он, ни что он.

Повелительный тон его меня и удивил, и взбесил. Я решил пойти, главным образом, чтобы узнать, что это за птица, и, может быть, найти способ когда-нибудь подложить ему свинью, что я, признаться, тогда очень любил делать, очень ядовито умея наказывать нахалов, и всегда под личиной наивности и невинности.