Эта пока еще непонятная особенность общей функционизации моего организма может быть очень ясно увидена в ситуации, которая существовала в описываемый мной период.
Почти в течение целого дня заказчики, одни словоохотливее других, тащили мне вещи для починки или возвращались, чтобы забрать починенное, и большая часть этого времени уходила на прием и выдачу вещей. В перерывах между посетителями мне едва хватало времени, даже в спешке, на покупку нужных частей и различных материалов, и работать приходилось главным образом ночью.
В течение всего периода существования мастерской мне приходилось разделять мое время следующим образом: день для посетителей и ночь для работы.
Должен сказать, что в этой работе мне много помогала Витвицкая, очень скоро наспециализировавшись на обтяжке зонтиков, переделке корсетов, на дамских шляпах и особенно на искусственных цветах, и два мальчика-еврея, из которых один, постарше, был занят чистой подготовкой для гальванизирования металлических вещей и полировкой их после, а другой, младший, был на побегушках и главным образом разводил и раздувал огонь в горне.
Напоследок у меня были и очень помогали шесть учениц из местных патриархальных семей, чьи родители, желая дать им «полное-воспитание», послали их в мою универсальную мастерскую учиться изящным рукоделиям.
Словом, вначале нас было четверо, но впечатление со стороны по количеству выполнявшейся работы было такое, что там, в задней половине магазина, работают несколько десятков мастеров разных специальностей.
Над дверью, ведущей в заднее помещение, конечно, висела надпись, гласившая, что посторонним вход строго воспрещен.
В Асхабаде мастерская просуществовала три с половиной месяца, и за это время я заработал около 7500 рублей. Знаете, что тогда значила такая сумма?
Для сравнения надо вспомнить, что жалованье среднего российского чиновника составляло 33 рубля 33 копейки в месяц, и с такой суммой ухитрялся жить не только одинокий, но и имеющий семью, иногда с кучей детей, а жалованье офицеров первых чинов в 45–50 рублей считалось большими деньгами, и мечтой каждого молодого человека было достигнуть такого жалованья.
Мясо тогда стоило 6 копеек фунт, хлеб 2–3 копейки, хороший виноград 2 копейки, а в рубле – 100 копеек.
7500 рублей – это уже считалось настоящим богатством.
За время существования мастерской встречалось много случаев, когда можно было больше нажить на каком-нибудь постороннем деле. Но так как в пари входило, между прочим, условие не зарабатывать денег не чем иным, как делами, относящимися к ремеслам, и теми маленькими коммерческими комбинациями, которые случайно и неизбежно будут с ними связаны, то я ни разу не поддался такому искушению.
Пари было давно выиграно уже в Асхабаде, и заработано в четыре раза больше условленного, но я думал продолжать это дело, но уже в другом городе.
Здесь почти все было уже ликвидировано, Витвицкая уехала к сестре, и я собирался уехать через три дня в Мерв.
Все, что я вам уже рассказал, будет, я думаю, достаточно, чтобы составить идею о том, что я хотел сделать для вас понятным этой историей, а именно, что эта специфическая черта общей психики человека, которая является идеалом для вас, американцев, и которую вы зовете «коммерческая-жилка», может даже существовать и может быть более высоко развита – вместе с другими жилками, которых у вас, американцев, нет – среди народностей, живущих на других материках.
Тем не менее, чтобы дать вам полную картину моей деятельности в этот период, не мешает рассказать еще одну коммерческую комбинацию, которую я осуществил перед самым отъездом из Асхабада.
Надо сказать, что вскоре после открытия мастерской я также объявил, что покупаю всякие старые вещи.
Сделал я это по двум причинам. Первая – то, что очень часто при починках требовалось заменить какую-нибудь часть новой. Вначале я для этого находил запасную часть на складах или покупал на толкучке испорченные вещи и частями их пользовался для замены. Но очень скоро я все мне нужное на складах перекупил, а на толкучке тоже не стало ничего нужного, и я решил прибегнуть к такому объявлению. Второе – можно было надеяться, как и случалось часто, что среди вещей, которые приносили или приглашали купить на дому, попадется что-нибудь редкое и ценное.
Словом, я был тогда также и старьевщиком.
И вот, в один из последних дней перед моим отъездом встречает меня на базаре один грузин, подрядчик по доставке провианта войскам (я знавал его еще с Тифлиса, где он раньше держал буфет на одной из станций Закавказской железной дороги), и предлагает мне купить у него несколько старых железных кроватей, которых было у него в избытке.