За все время нашего передвижения мы, действительно, точно и добросовестно выполняли данную клятву не смотреть и не стараться узнать, куда и через какие места мы едем.
Ночью на перевалах и иногда, когда закусывали в закрытых местах, мы бывали без башлыков; в пути же нам было разрешено только два раза снять наши повязки с глаз. Первый раз это случилось на восьмой день, когда нам предстояло переходить какой-то висячий мост, по которому нельзя было ни ехать верхом, ни идти вдвоем рядом, а только поодиночке, что сделать с закрытыми глазами было невозможно.
По характеру открывшейся тут перед нами местности мы могли заключить, что находимся или в районе течения реки Пяндж, или реки Зарявшан, так как под нами текла широкая река, и самый мост и окружающие это место горы очень походили на мосты в ущельях, по которым текут эти реки.
Кстати скажу, что если бы переход через мост был возможен с закрытыми глазами, то для нас это было бы лучше. Оттого ли, что мы долгое время перед тем шли с завязанными глазами, или по какой другой причине, но я никогда не забуду той нервности и того страха, которые мы испытывали при переходе через этот мост – мы даже долгое время не решались вступить на него.
Такие мосты встречаются в Туркестане очень часто там, где нет возможности проложить дорогу по другому месту, или в тех случаях, когда, чтобы пройти один километр вперед, надо иной раз делать двадцатидневный обход.
Когда стоишь на этих мостах и смотришь вниз, где обыкновенно протекает река, то испытываемое ощущение можно было бы сравнить с тем, которое получается, когда смотришь вниз с верхушки Эйфелевой башни, но только по интенсивности во много раз сильнее; если же смотришь вверх, то совсем не видать верхушки гор – их можно видеть разве только на расстоянии нескольких километров от них.
Ко всему этому, эти мосты, во-первых, почти никогда не имеют перил, и ширина их такова, что может пройти только одна вьючная горная лошадь, а во-вторых, они качаются так, как будто ходишь по хорошему пружинному матрацу; о чувстве же неуверенности в их крепости уже говорить не приходится.
Большей частью они укреплены веревкой из волокон коры одного дерева, один конец которой держит мост, а другой привязан к какому-нибудь стоящему вблизи на косогоре дереву или к выступу скалы.
Во всяком случае, эти мосты даже не для тех, которых в Европе называют «любителями-сильных-ощущений». Душа любого европейца, проходящего по этим мостам, уходит, как говорится, не в «пятки», а куда-то еще дальше.
Второй раз с нас были сняты повязки, когда навстречу нам шел караван. Проводники, очевидно не желая, чтобы наши закрытые глаза обратили на себя внимание и вызвали бы у других какое-либо подозрение, сочли нужным, чтобы мы на это время сняли наши своеобразные башлыки.
Это совпало как раз с тем, когда мы проходили мимо одного типичного для Туркестана памятника, находившегося на самом перевале.
Таких памятников в Туркестане много, они кем-то очень умно придуманы; без них нам, путешественникам, не было бы никакой возможности ориентироваться в этой хаотической, бездорожной местности.
Памятники эти обыкновенно стоят на таких возвышенных местах, что если знать план их расположения, то их можно видеть с очень далеких мест, другой раз даже за десятки километров.
Они представляют собою не что иное, как отдельные высокие камни или просто воткнутые в землю длинные шесты.
Относительно таких памятников там, среди простого народа, существуют разные поверья вроде следующих: или в этом самом месте похоронен такой-то святой, или отсюда какой-то святой был взят живым на небо, или убил «семиглавого-дракона», или вообще произошло с ним именно здесь что-либо замечательное.
Обыкновенно данный святой, во имя которого этот памятник поставлен, считается покровителем всей местности, окружающей этот памятник, и всякое благополучное преодоление трудностей местной природы приписывают помощи данного святого.
Прошел ли путник благополучно перевал, избег ли он нападения на него разбойников или диких зверей, переплыл ли он благополучно реку или преодолел другую опасность в этом месте – все это приписывается покровительству этого святого и потому, по миновании этих опасностей, всякий торговец, пилигрим или иной какой путешественник приносит в благодарность к его памятнику ту или иную жертву.
Кем-то установлен обычай приносить в жертву что-нибудь такое, что могло бы, по их поверью, механически напоминать святому о молитвах жертвователя. Так, например, они приносят в дар или кусок материи, или хвост животного, или что-либо другое в этом роде, что, привязанное или прикрепленное одним концом к памятнику, может другим концом свободно развеваться по ветру.
А для нас, путешественников, эти вещи, двигающиеся от ветра, делают очень издалека видным то место, где находится памятник.
И вот, кто знает приблизительно расположение этих памятников, тот с какого-нибудь возвышенного места находит один из них и держит свой путь по направлению к нему, а от него – к другому и т. д.…