Вторая мировая война. Ад на земле

В декабре наступили тридцатиградусные морозы. Тысячи и десятки тысяч ленинградцев умирали от голода. Хлебный паек сократился до 125 г. Кто-то все еще продолжал по инерции работать. Пятидесятилетний энтомолог Аксель Рейхардт писал свой главный труд «Фауна Советского Союза» вплоть до того дня, когда его нашли мертвым на матрасе в рабочем кабинете. Саша Абрамов, актер Театра музыкальной комедии, умер в антракте в костюме одного из мушкетеров Дюма. Его коллеги от слабости с трудом передвигались по сцене. Елена Скрябина писала: «Люди так ослабли от голода, что сделались равнодушны к смерти, они умирают, словно проваливаясь в сон. Те полуживые, кто еще не умер, не замечают покойников»¹⁹

.

Застывшие трупы валялись на улицах, дожидаясь, пока их отвезут на санках и сбросят в воронку от снаряда. Немецкая разведка, с извращенным любопытством следившая за агонией обреченного города, подсчитывала: за три месяца умерло не менее 200 000 человек.

Однако имелась в городе и элита, которую эти страдания не затронули. Жукова отозвали в Москву, когда стало ясно, что битва не состоится, а Ленинград остался в руках партийных бюрократов, которые продолжали отменно питаться и во время блокады.

Поразительная черта этой русской войны: привилегии и коррупция сохранялись даже тогда, когда вокруг миллионы сограждан умирали. Часть функционеров эвакуировали самолетами, вывезли по воздуху и самого знаменитого ленинградца, композитора Дмитрия Шостаковича. Уже в эвакуации он завершил Седьмую симфонию, посвященную страданиям и стойкости ленинградцев. Остававшиеся в Ленинграде советские чиновники не нуждались ни в хлебе, ни в сахаре и ежедневно получали котлеты и другую готовую пищу в столовой Смольного института, совмещенной с закрытым обогреваемым кинозалом. О бесстыдных злоупотреблениях партийцев ходили легенды. Анонимный агитатор, именовавший себя Мятежник, разбрасывал на улицах листовки: «Граждане! Долой власть, которая нас заставляет умирать с голода!»; «Нас обворовывают подлецы, заставляя умирать с голода»; «Граждане, идите в райкомы, требуйте хлеба. Долой вождей». НКВД усердно разыскивал «бунтовщика» и в декабре 1942 г. выбил признание у пятидесятилетнего рабочего Сергея Лужкова, и тот был приговорен к расстрелу[11]

.

Под конец 1941 г. озеро Ладога замерзло, и у города появилась более устойчивая связь с внешним миром: усилиями 30 000 гражданских было выстроено шестиполосное ледяное шоссе. Вскоре 4000 грузовиков устремились по этой Дороге жизни, но опять же из 700 тонн провианта в день лишь малая доля попадала в руки рядовых граждан. По распоряжению Сталина вновь была предпринята попытка прорвать немецкое оцепление – и вновь неудача и огромные людские потери. Николай Никулин, в ту пору радиооператор на располагавшемся к востоку от города Волховском фронте, писал: «Только теперь я узнал, что такое война… В одну сравнительно тихую ночь я сидел в заснеженной яме, не в силах заснуть от холода. Чесал завшивевшие бока и плакал от тоски и слабости… Под утро стал рыскать по пустым немецким землянкам, нашел мерзлую, как камень, картошку, развел костер, сварил в каске варево и, набив брюхо, почувствовал уверенность в себе. С этих пор началось мое перерождение. Появились защитные реакции, появилась энергия… Я стал добывать жратву… Однажды миной убило проезжавшую мимо лошадь. Через двадцать минут от нее осталась лишь грива и внутренности, так как умельцы вроде меня моментально разрезали мясо на куски. Возница даже не успел прийти в себя, так и остался сидеть в санях с вожжами в руке»²⁰. При попытке освободить Ленинград полегло 20 советских дивизий, а единственным успехом стал захват 9 декабря железнодорожного узла Тихвин к северо-востоку от Ленинграда, что позволило доставлять припасы до станции на окраине города.

Голод свирепствовал. 13 января, отстояв многочасовую очередь на снегу, Елена Кочина получила свой жалкий паек, и тут же стоявший за ней мужчина выхватил хлеб, сунул себе в рот и попытался проглотить. В слепой ярости женщина бросилась на человека, отнявшего еду у ее детей: «Он рухнул наземь. Я сверху. Лежа на спине, он пытался целиком запихнуть кусок себе в рот. Одной рукой я ухватила его за нос, свернула его набок. Другой я старалась вырвать у него изо рта хлеб. Мужчина сопротивлялся, но очень слабо. Наконец мне удалось отобрать все, что он не успел проглотить. Люди молча наблюдали за нашей борьбой»²¹.