Вторая мировая война. Ад на земле

Накануне вступления в конфликт Муссолини втайне делился намерением объявить войну, однако ее не вести. Естественно, этот минималистский подход привел к фиаско: 17 июня, когда французы уже запросили мира, Муссолини внезапно направил свои войска через франко-итальянскую границу в Альпах. Итальянская армия не была готова к походу, и ее нападение тут же отразили. Но дуче по-прежнему пребывал в плену иллюзий, он, по его словам, опасался лишь, как бы англичане не сдались прежде, чем Италия внесет свой символический вклад в победу, и вместе с тем предпочел бы, чтобы немцы потеряли в этой войне не менее миллиона солдат. Ему нужен был Гитлер победоносный, однако не всемогущий. Все эти мечты Муссолини рухнули самым прискорбным образом, и над ним можно было бы посмеяться, можно бы и пожалеть, если б его амбиции не стоили жизни столь многим людям.

20 июня Франц Гальдер удовлетворенно писал: «Даже представить себе не могу, чего бы еще руководство могло от нас хотеть, какие его желания остались невыполненными». Адъютант Гитлера полковник Георг Энгель записывал: «Главнокомандующий [Вальтер фон Браухич] получил свой час славы с Гитлером: он возвестил фюреру о завершении операции и подготовке перемирия. Он также предупредил ф[юрера] о необходимости либо заключить мир с Англией, либо подготовить и как можно скорее осуществить вторжение. Фюрер настроен скептически, полагает, что Англия так слаба, что после бомбардировок крупные наземные операции уже не понадобятся. Армия просто войдет и займется оккупационными задачами. Ф[юрер] говорит: “Так или иначе [англичанам] придется смириться с ситуацией”»⁵⁷

.

Среди тех, кто наблюдал победный парад немецких войск в Париже 22 июня, присутствовала, как ни странно, девятнадцатилетняя англичанка Розмари Сэй, не успевшая эвакуироваться из французской столицы:

«Военная машина катилась по Елисейским Полям: холеные кони, танки, машины, пушки, тысячи и тысячи солдат. Единая и слаженная процессия, сверкающая, с виду бесконечная, словно гигантский зеленый змей, обвившийся вокруг сердца захваченного города, а город покорно ждет, пока его заглотают. Большая толпа зрителей, большинство молчат, но некоторые приветственно кричат. Мои друзья [нейтральные американцы] превратились в мальчишек: выкрикивали имена полков, дивились современным танкам, присвистывали при виде замечательных лошадей. Я молчала, глубоко сознавая, что присутствую при историческом моменте. Сильных эмоций я не испытывала, но, по мере того как текли часы, а бесконечный спектакль все длился, я несколько устыдилась того, что пришла на него. Я подумала о родителях и друзьях там, в Лондоне, об их страхе перед будущим»⁵⁸

.

Пока немцы не начали операцию на Западе, союзники рассчитывали затянуть войну, чтобы дождаться американской помощи и перевести на военные рельсы собственную промышленность. Захват Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии и Франции опрокинул все их планы, Германия торжествовала. Мало кто в тот момент понимал, что капитуляция Франции, подписанная 22 июня в историческом вагоне в Компьене, обозначает не конец войны, а только начало. И размах притязаний Гитлера, и упорство Черчилля еще не обнаружили себя в полной мере.

4. Британия в одиночестве