Вторая попытка

Ни подписи корреспондента, ни имени адресата. Конспирация, черт побери! Словно кто-то затруднится с атрибуцией этой записки! Да уже то, что написана она не по-русски, прямо свидетельствует, кто именно является ее автором. Разумеется, ты право, правое полушарие: сжечь немедленно! Да и ты, левое, толерантное, не слишком ошибаешься, советуя сделать это не здесь, в кабинете, а в учительской уборной, в присутствии водопровода во избежание возгорания посторонних предметов. Авенир Аршавирович улыбнулся, сложил листок вчетверо и спрятал в бумажник. После чего встал, прихватил журнал и двинулся на выход в учительскую, этажом ниже. А если бы ему вдруг вздумалось подойти к окну – полюбоваться недостроенным четырнадцатиэтажным жилым домом, то он, возможно, обратил бы внимание на пригорюнившуюся на ступенях парадного входа в школу фигурку. Фигурка примостилась на собственном портфеле, и вся ее поза выражала безнадежное отчаяние. Приглядевшись, Авенир Аршавирович, быть может, признал бы в этой фигуре одного из главных участников произошедшего с ним чуда, а именно – единственного претендента на золотую медаль Седрака Асатуряна. Чудо, заставившее Седрака покинуть стены школы раньше окончания указанного в расписании времени, было коллективное, и в миру носило четыре определенных имени: Бойлух Сергей, Витя Ваграмян, Ерем Никополян и Купец Авакян. Каждая из четырех конечностей отличника оказалась в стальных тисках этого четырехглавого восьмирукого чудовища, не считая Чудика Ваграмяна, бережно поддерживавшего потенциального медалиста за голову, чтобы она не отвалилась, и крепко зажимавшего ему рот, дабы он не натрудил себе горло паникерскими криками о помощи, спасении, карауле. Чудище оказалось настолько предусмотрительным, что, вынеся отчаянно сопротивляющееся тело за предела школы, предупредило школьного сторожа – темного, выжившего из ума старика, – чтобы он ни в коем случае не вздумал впустить обратно этого хулигана Седрака, сущего, между прочим, маньяка, обожающего ломать стекла, бить лампочки и устраивать в кабинете химии взрывоопасные эксперименты. Устрашенный сторож, чью лояльность Купец не преминул подогреть пачкой «Примы», поклялся солнцем своих внуков: умереть на посту, но маньяка в учебное заведение не допустить. И клятву, кстати сказать, сдержавшего. В смысле не допустить, а не в смысле окочуриться. Чего только бедный Седрак ему через стеклянную дверь не демонстрировал: и дневник пятерками полный, и комсомольский билет с уплаченными взносами, и даже чистый носовой платок, явно свидетельствовавший об интеллигентном нраве его владельца, и ничего никакого впечатления на глупого старика не произвело. На все про все у него был один и тот же ответ: «Փախի խուժան, թե չէ միլիցա կկանչեմ»[91]. А если отличник все же приближался к запертым дверям, сторож немедленно брался на трубку черного казенного телефона на своем вертухайском столе. Одна была у Асатуряна надежда, что вдруг из школы выйдет кто-нибудь из педагогов и походатайствует за него перед сторожем, объяснит ему всю меру заблуждения насчет Седракиной примерной личности. Вот Седрак и сидел, подложив под себя свой портфель, в ожидании божественного успитка, то есть все того же чуда, которого Авенир Аршавирович уже минут пятнадцать как дождался…

Аврал в учительской

За все хорошее надо платить. Тоже – хорошим. Это не пословица, это итог эмпирических наблюдений. Вот скажем, вы – учитель, у вас сдвоенный урок, вам его проводить, естественно, не хочется, поскольку это просто проформа, пустая трата времени – чему-то научить, что-то преподать более полусотне подростков в течение сорока пяти минут. И вдруг обнаруживается, что урока не будет. Казалось бы, какое ликование! Какая приятная мелочь! В вашем распоряжении лишний час, свободный от множества обязательств, в том числе профессиональных, социальных, семейных. В голове возникают всевозможные перспективы, одна отраднее другой – как этот час нежданной свободы с толком провести: посетить университетскую библиотеку, наведаться в букинистический магазин или просто посидеть в ближайшей хинкальной – за кружкой пива, за порцией грузинских пельменей. Все в вашей власти. От богатства выбора возникает легкое приятное головокружение. Остаются сущие пустяки: закинуть в учительскую классный журнал, надеть пальто и скрыться в только вам известном направлении. Как вдруг оказывается, что в кредите вам отказано (как водится, без объяснения причин), и платить придется наличными, причем немедленно. Платить за все, что радостно грезилось, празднично мнилось, но так и не сбылось. Фактически – за головокружение от несостоявшихся успехов; за великое чувство свободы, оказавшееся ложным; за фантомные ощущения радужных перспектив и ложное сознание неисчерпаемого выбора…