Вторая жизнь. Начало (СИ)

А вот действительно заинтересовало меня другое. Ещё с рисованных портретов восемнадцатого века на меня смотрело едва ли не одно и то же лицо. Менялись одежда, причёски, антураж, но характерные «римские» лица оставались. На одной из фотографий, где было запечатлено семейство Северуса Тобиаса Снейпа, прадеда моего супруга, все шестеро его детей – четыре сына и две дочери – все были на одно лицо, при том что близнецов среди них не было. Только сын Эйлин несколько выделялся из этого ряда – нос у него явно материнский, крупный, с горбинкой, а всё остальное – лицо в лицо отец.

А ведь Северус должен быть похож на мать. По законам магической наследственности родитель-маг имеет более сильные гены, чем родитель-маггл, особенно при заключении магического брака. Дети в таких смешанных браках всегда являются копией родителя-мага. Эйлин – Отсечённая, но она не перестала от этого быть волшебницей, поэтому её гены должны были стать в Северусе доминантными. А доминантными стали отцовские.

Или я забыла какие-нибудь нюансы магической наследственности, или Тобиас Снейп не так прост, как кажется. Но забывать в законах магии особо нечего: если в браке состоят маг и маггл – дети будут копией мага, если маг и сквиб – будут похожи на мага, но могут проявиться и черты родителя-сквиба, и лишь если оба мага, то могут перенять внешность любого родителя.

И если в браке Тобиаса и Эйлин их сын оказался похож на отца, то вывод напрашивается однозначный: Тобиас - маг, причём более сильный, чем Эйлин.

Но он не маг. Неоформленное ядро и каналы не могут позволить колдовать. Или его род когда-то был магическим, но по какой-то причине потерял способности к магии, а сейчас они проявились в форме вампиризма?

Я убрала альбом обратно на полку и прижалась лбом к шкафу.

Ничего не понимаю.

***

Я хотела написать письмо лорду Абракасу Малфою и леди Августе Лонгботтом и попросить о встрече, но сделать это можно было только из магического мира, а Северус ещё не выздоровел полностью, чтобы безболезненно пережить ещё один полёт до Бирмингема, поэтому и весь понедельник мы тоже просидели дома. Я только днём, уложив его спать, сбегала в магазин и купила ему верхнюю одёжку, чтобы не приходилось больше трансформировать Тобиасову – благо, я теперь знала, какими финансами располагаю. К вечеру Северус повеселел и даже поел, я нашла в доме картон и сообразила из него домино. Играть в него было не то же самое, как с настоящим домино, но я не хотела без острой необходимости применять магию в доме Тобиаса. Тобиас, кстати, пришёл домой поздно и со стекольщиком. Они поставили новые стёкла в столовой и моей спальне, после чего стекольщик ушёл, а Тобиас, устало посмотрев на меня и напряжённо замершего Северуса, отвернулся, поднялся к себе в комнату и больше из неё не выходил.

Ночь прошла спокойно, утром мы с Северусом дождались, пока Тобиас уйдёт на работу, позавтракали, и я пошла собираться для полёта в Бирмингем. На улице заметно потеплело, снег уже лепился, и стоял густой туман. С одной стороны мне это было на руку – меня никто видеть не будет, но с другой – и мне будет плохо видно, что творится на земле. Компас компасом, а визуальные ориентиры лучше из виду не терять.

Магический квартал, как всегда, был в меру многолюдным, оживший Северус в новенькой курточке на вырост и меховых сапожках рвался в сугробы, но я, невзирая на его протесты, доволокла его до совятни, где написала две короткие записки с просьбой о встрече, одну лорду Абракасу Малфою, другую – леди Августе Лонгботтом, привязала их к лапкам сов и отпустила их. Всё, теперь снять с метлы зацепы и оба седла, замаскировать её под обычную дворницкую – и назад в Бирмингем, я там, помнится, видела магазин игрушек, где, я надеюсь, найдётся детская лопата.

Лопата нашлась, и пока Северус в каком-то скверике ковырялся в снегу с двумя другими мальчишками своего возраста, я стояла в сторонке и время от времени перебрасывалась словами с их мамашами. И, естественно, первыми вопросами были: «Как, ему уже четыре года? А маленький-то какой. И не разговаривает? А вы его врачам показывали?». Пришлось на ходу сочинять про тяжёлые роды и букет болезней, которыми он болел в первые годы жизни. Да, у нас стоит задержка речевого развития, мы регулярно ходим к врачу, занимаемся с логопедом… Благо, мне приходилось выгуливать братишку среди обычных детей, и разговаривать с их мамочками, а там всякого наслушаешься, так что сказка о болезненном ребёнке получилась, на мой взгляд, без явных изъянов.