«Второе издание капитализма» в России

Однако в исторически краткие сроки (в течение 10 лет) бывшая номенклатура вытеснила уголовников (так называемых бандитов) на периферию правящего класса, во многих случаях отняв у них собственность и часто вынудив уехать из страны. Эта победа объясняется не только юридической уязвимостью «бандитов», но и куда большим социальным весом номенклатуры, тем, что она раньше всех других социальных групп ощутила себя «классом для себя», и тем, что именно номенклатура имела максимальный опыт хозяйствования, управления реальной экономикой, вне зависимости от формального наименования должности в советский период[68].

Другие социальные группы, пытавшиеся влиться в новый правящий класс, в силу своей аморфности и малочисленности не смогли составить никакой конкуренции бюрократии и либо растворились в ней, либо оказались в рядах «новой буржуазии» – хотя и имущественно привилегированного класса, но зависимого от бюрократ-буржуазии и подвергающегося с ее стороны постоянному давлению (в первую очередь в форме государственного рэкета)[69].

Была еще одна группа, участвовавшая в формировании нового правящего класса и первоначально очень бросавшаяся в глаза: группа научных работников (в первую очередь экономистов, но не только). Самые известные представители этой группы: Бурбулис, Березовский, Гайдар, Чубайс, Авен. Брошенная в раздражении представителем советской номенклатуры Черномырдиным фраза «Правительство завлабов!» создала в обществе преувеличенное представление о размерах и влиянии этой группы в составе «новой элиты». Тем более что такое представление льстило самолюбию российской «демократической интеллигенции». В своих ранних статьях даже наиболее известный исследователь «новой российской элиты» Ольга Крыштановская отдала дань этой иллюзии.

Это естественно. В эпоху «первого издания капитализма» представители научных кругов, вошедшие во власть- и бизнес-элиты, также особенно сильно бросались в глаза современникам. Это зафиксировал даже Некрасов в «Героях времени»:

В каждой группе плутократов –Русских, немцев ли, жидов –Замечаю ренегатовИз семьи профессоров.Их история известна:

Скромным тружеником жилИ, служа науке честно,Плутократию громил,Был профессором, ученымЛет до тридцати,

И, казалось, миллиономНе собьешь его с пути…Вдруг – конец истории –В тридцать лет герой –Прыг с обсерваторииВ омут биржевой!..[70]

Профессором механики был, в частности – до того, как стал членом правлений разных акционерных обществ и министром финансов – неоднократно упоминавшийся выше И.А. Вышнеградский.

Однако в эпоху «первого издания капитализма» быстро выяснилось, что «профессора» – это скорее исключение, чем правило. Точно так же в современной России скоро обнаружилось, что «научные работники» не составили внутри бюрократ-буржуазии отдельную группировку с особыми интересами и вообще удельный вес их в составе «новой элиты» был более чем сильно преувеличен. Не случайно в итоговой книге О. Крыштановской ничего об этой группе уже не говорится. Зато там автор вновь подтверждает преобладание среди «новой элиты» номенклатуры и особо отмечает тот факт, что даже у тех 39 % процентов обследованных представителей «бизнес-элиты», кто не имел номенклатурного прошлого, в массе обнаружились номенклатурные корни: у 36,8 % номенклатурными работниками были отцы, у 18 % – матери[71].

Это, помимо прочего, значит, что как раз правящий класс России в основном уже сформировался и каналы эффективной вертикальной мобильности, позволяющие пополнять ряды этого класса, на глазах закрываются, если уже не закрылись. Это констатирует и Л.Б. Косова, автор исследования «Вертикальная мобильность – неравенство возможностей»[72]: «социальный лифт» работает уже в основном лишь для «социальной элиты».

Бюрократическое происхождение нового правящего класса, помимо прочего, влечет за собой безудержный рост в странесобственно бюрократии: к 2000 году число чиновников в России (если сложить вместе бюрократов верхнего и среднего уровня – обычно этого почему-то не делают, забывая о среднем уровне аппарата) достигло 6 млн 203 тыс. человек![73] Это делает новый правящий класс, прямо связанный и перемешанный с собственно бюрократией, даже более паразитичным, чем класс феодалов (те, во всяком случае, были – или должны были быть – профессиональными воинами)[74].