Второе пришествие в гневе

Единственной из стран-союзников, которая сразу не одобрила американский ответ на согласие Японии капитулировать, оказался Советский Союз. Советское правительство «скептически» отнеслось к принятию японцами ультиматума союзных держав. Молотов посчитал, что согласие Японии является не безусловным и не конкретным. Поэтому, заявил он, Красная армия намерена продолжать свое наступление в Манжурии.

Американский посол Гарриман настаивал на быстром ответе, и Молотов в итоге согласился с одной оговоркой: «Советское правительство считает, что в случае положительной реакции Японии на ответ союзников, Союзные державы должны достичь соглашений по кандидатуре или кандидатурам, представляющим Высшее Союзное командование, которым будут подчинены японский Император и японские правительство».

Гарриман ответил, что он не совсем понимает, о чем идет речь. Молотов объяснил, что Верховных главнокомандующих союзными силами на Дальнем Востоке должно быть двое. Один — американский генерал, второй — русский.

Реакция Гарримана была резкой и недвусмысленной. Соединенные Штаты вынесли основную тяжесть войны на Тихом океане в течение четырех лет, приняв на себя всю ярость Японии, когда та была уже готова прыгнуть на спину России. Советский Союз же участвует в войне с Японией всего два дня.

Поэтому просто немыслимо, чтобы Верховным главнокомандующим на Дальнем Востоке стал бы кто-либо кроме американца. Молотов начал приводить свои аргументы, но Гарриман оставался непреклонным. Конечно, он отправит это предложение Молотова в Вашингтон, но совершенно уверен, что оно абсолютно неприемлемо.

Возбужденный и раздраженный Гарриман вернулся в посольство. Не успел он войти в свой кабинет, как раздался телефонный звонок. На проводе был Павлов, секретарь и переводчик Молотова.

Он сказал, что нарком доложил обо всем Сталину. Произошло «недопонимание», и он предлагает начать «консультации» по этому вопросу. Пока же текст американского ответа одобрен не будет.

Гарриман снова предупредил, что если из советской поправки не будет убрано слово «кандидатурам», она не будет принята Вашингтоном. Через несколько минут Павлов позвонил снова, сообщив, что Сталин согласен убрать это «конфликтное» слово из советской поправки и даже готов подтвердить свое согласие письменно.

* * *

Сталин работал в своем кабинета в Кремле. Одетый в довоенный френч с отложным воротником, без погон, он просматривал разведывательные документы, которые, минуя руководство всех многочисленных спецслужб Советского Союза, направлялись лично ему. Подобная практика установилась еще с середины 30-х годов, в разгар подготовки к операции «Гроза», когда победоносное «освобождение» Красной Армией европейских стран сперва от «ига помещиков и капиталистов», а затем — от «немецко-фашистской оккупации» должно было стать прологом к созданию Всемирной Советской Республики. С несколькими агентами, чьи имена достоверно неизвестны до сих пор, работал, держал связь, инструктировал, читал их донесения и, разумеется, делал выводы только сам Сталин. Тогда все это чуть не закончилось национальной катастрофой, которая, к счастью, катапультировала Сталина и его несчастную страну «победившего пролетариата» в совершенно немыслимый союз с двумя главными «империалистическими хищниками» — США и Великобританией.

Однако, немыслимо громадные потери, которые понес Советский Союз в ходе Второй Мировой войны, вовсе не заставили Сталина отказаться от осуществления своей довоенной мечты, завещанной ему еще вождем мирового пролетариата. Тем более, что задача уже была выполнена почти наполовину: вся Восточная Европа уже находилась в его руках, была оккупирована половина Ирана, а хищные стрелы советской экспансии уже нацелились на Турцию и Грецию. На волне победоносного наступления 1945-го года, когда созданная им гигантская военная машина паровым катком катила по европейским дорогам, его горячие маршалы и не в меру ретивые товарищи по Политбюро предлагали не останавливаться на Эльбе и прочих разграничительных линиях, установленных на Тегеранской и Ялтинской конференциях, а с ходу нанести удар по «союзничкам», молниеносно разгромить их, выйти к Ламаншу, на побережье Атлантического океана, а по возможности, и к берегам Средиземного моря. Товарищей пришлось поправить. «Не сейчас». Сталин на все вещи всегда смотрел более широко, чем многие военные и политические деятели из его ближайшего окружения.