Второй день на царствии

— В Штатах я пребывала по служебной надобности. С 2005-го по 2008-й года и занимала пост руководителя пресс-службы Постоянного представительства России при ООН. А так как я родилась в приличной семье, то родители с детства приучили меня, находясь в гостях не хамить хозяевам, даже если ты с ними и не согласен в чем-то, — высказалась Хазарова с нотками отповеди в голосе. — Что же касается возможной личной неприязни, то я всегда отделяю отношения между людьми и отношения между правящими элитами.

— Вы верите в существование правящих элит? — живо встрепенулся на своем кресле Барышев.

— Да, — согласно кивнула она головой. — Она есть везде, хоть мне и не нравится эта терминология, от которой попахивает выращиванием отборных баранов с особой шерстистостью и отвислым курдюком. Разница только в ее формировании. На Западе, а я сюда включаю и США, как неотъемлемую его часть, элита формировалась по наследственно-аристократическому признаку, с ее закрытыми тайными клубами и обществами, наподобие таких, как «череп и кости».[95] Естественно, что вход в такие закрытые сообщества «по интересам» ограничивался для представителей плебса, даже при наличии у них финансовых средств. Никакого, скажем например рэпера, разбогатевшего на маловразумительных речитатативах подобные заведения не пустят даже на порог. У нас элита формировалась двумя способами. Первый способ — по отбору деловых качеств, а второй, начиная с Хрущева — по знакомству, что в конце концов и привело к конфликту между этими двумя потоками, а далее и к развалу государства.

— Вы себя к какому формированию относите? — вставил слово Юрьев.

— К третьему, — улыбнулась Хазарова. — К потомкам тех, кто пробился наверх благодаря своим деловым качествам и устроившим своих чад на теплые места, но уже по знакомству. И вот я теперь изо всех сил стараюсь, чтобы мои деловые качества были по достоинству оценены теми, кто успел выбиться наверх и закрепиться там раньше меня.

— Хмм, — почесал переносицу Афанасьев, — откровенно и достаточно нетривиально. Ну, хорошо. А что вы думаете о нас и о нашем правлении?

— Как обывателелю, то мне все равно кто ринулся тушить мой горящий дом, лишь бы скорее потушили и спасли от огня мои нехитрые пожитки. Даже с некоторым восторгом отношусь, так как чувствую надвигающиеся перемены, так долго ожидаемые обществом. Тут и возникновение социального лифта, в результате чистки зажравшейся части элиты, и надежда на справедливость, которая уже не знает выхода и готова взорваться вот-вот. А как директор департамента информации и печати в ранге заместителя Министра иностранных дел, то без пиетета, потому как, если останусь в прежней должности, то не знаю с каким лицом встану, завтра перед журналистами и какими словами буду оправдывать отмену Конституции, за избиение спикера Совета Федерации, женщины, между прочим.

— С каким-каким?! С каменным конечно, — пробубнил негромко молчавший до сих пор военный разведчик. — Не каждый же день отправляют на тот свет все правительство. Это просто оперативное реагирование.

— Я понимаю, если бы это была временная мера по ограничению некоторых свобод в условиях чрезвычайного положения. Но как я буду объяснять брызжущим ядом борзописцам подмену избранных органов власти на непонятный Высший Военный Совет?

— Историческими аналогиями, которые вы так любите, дорогая Мария Владимировна, — нашелся вдруг с ответом Сергей Иванович. — Совместным решением Президиума Верховного Совета, Центрального Комитета ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров СССР от 30 июня 1941 года был образован Государственный Комитет Обороны — чрезвычайный высший государственный орган Советского Союза, в руках которого сосредотачивалась вся полнота власти в государстве, — начал он как пописанному цитировать. — Этим же решением приостанавливалась деятельность всех избранных на тот момент логанов законодательной власти всех уровней.

— Да, но, — раскрыла Хазарова рот, порываясь что-то возразить, но «пруссак», числящийся знатоком подобных документов, прервал ее на полуслове.

— Да-да, милейшая Мария Владимировна, в том числе и приостановлением действия Конституции, которой он, ГКО, и не был даже предусмотрен, как и наш Высший Военный Совет.

Хазарова, молча, взирала на Рудова, округлив глаза от крайней растерянности. Казалось, что ее впадение в состояние ступора не было бы таким явственным, если бы с ней вдруг заговорил шкаф с посудой. Ее, слегка великоватый рот при этом собрался в одну яркую точку, демонстрируя одновременно крайнюю степень удивления и внимания. А вокруг нее уже начинало проскальзывать тихое веселье, которому подвел черту сам Афанасьев:

— Ну что, тетя Маша, — улыбаясь и сияя как тамбурмажор[96] перед строем на параде, произнес Верховный, — уели-таки в кои веке военные цивильных? А вы, небось, думали, что мы только «сено-солома» знаем?! Вон, какие орлы порой вываливаются из наших гнезд!