Бомбы посыпались на стоящий внизу русский линкор, который несколькими минутами ранее попал под удар лейтенанта Штикера. Лейтенант тогда добился четырех попаданий фугасными бомбами, от которых образовалось несколько очагов возгорания, и в довесок шестью с удушающей начинкой. На этот раз в корабль попало три фугаски, четыре удушающие бомбы и два десятка зажигалок, которые прибавили еще несколько очагов.
Потом на разборе полетов у командующего первым, кому поставили на вид «из рук вон плохую военную подготовку вверенной бригады», был начальник первой бригады линейных кораблей контр-адмирал Максимов. Следующим был капитан первого ранга Кедров. Он отхватил сполна, был снят с командования кораблем с формулировкой «За тяжелые повреждения линкора и большие потери в личном составе».
Как выяснилось впоследствии, это все из-за паники перед газовыми бомбами, что немцы сбросили вместе с фугасками на корабль. Многие матросы при вопле «Газы, германец нас травит газами!», прыгали за борт или запирались в нижних помещениях линкора. Поэтому линкор практически стал небоеспособным, он даже не мог сняться с якоря и дать ход, так как дежурная вахта третьего котельного отделения наполовину отравилась газами, попавшими в отсек вместе с подаваемым вентиляторами воздухом. Был и один положительный момент. В этом отсеке пострадали также два унтер-офицера, Г. Ваганов и Ф. Яцкевич, бывшие в этот день на вахте. Это их считали в РИ зачинщиками бунта на «Гангуте» в 1915 году. А тут, через месяц, вернувшись из госпиталя, они заделались такими непримиримыми врагами немцев, что в последующем на этом линкоре большевистской ячейке, что агитировала за окончание войны, было неуютно. Да и бывшие руководители той ячейки погибли при этом налете, а внедрение новой наталкивалось на враждебность основной массы экипажа. Это были те, кто испытал на себе эту утреннюю бомбардировку. Так что в этой реальности бунта на линкоре не произошло и не произойдет.
Подвергся бомбардировке и «Севастополь», его атаковал лейтенант Штикер после того, как не смог повторно выйти на «Гангут». Он увидел еще один русский линкор, который стоял на якорях возле Свеаборга, и после атаки попал в него двумя фугасками и несколькими зажигалками. Но и сам за это поплатился, один из шрапнельных снарядов разорвался рядом с его воздушным кораблем. Остальной груз он сбросил на крепость и стал уходить в сторону Моонзунда, преследуемый тремя русскими самолетами. Разрыв снаряда вблизи не прошел бесследно, были повреждены несколько баллонетов с водородом. Дирижабль начал медленно, но верно терять высоту. В надежде, что с увеличением скорости аэродинамическая подъемная сила возрастет, лейтенант Штикер приказал перевести двигатели на максимальный режим. Это на некоторое время выправило положение. Но преследующие его русские самолеты понаделали немало новых дырок.
– Выбросить за борт балласт, – скомандовал лейтенант.
Цеппелин поднялся еще выше, да попутный ветер помогал ему, русские гидропланы к этому времени уже повернули назад, оставив его в покое. Всего этого хватило на час, и цеппелин опять начал медленно терять высоту.
– Запчасти и бортпаек за борт! – скомандовал Штикер.
Но и этого было недостаточно. Тогда вслед за пайком полетели пулеметы, патроны, теплая одежда. Скорость снижения заметно уменьшилась, но шансы достичь ближайшей базы дивизиона таяли с каждым потерянным метром высоты. Штикер принял решение тянуть до ближайшей к ним земной тверди – к оккупированному немцами побережью Курляндии. Попутный ветер помогал подбитому дирижаблю быстрее достичь берега, увеличивая все шансы экипажа в борьбе за спасение своего воздушного корабля. Выбрасывать за борт было уже нечего. Отчаянно пытаясь облегчить дирижабль, команда избавилась от радиостанции, пустых топливных баков, поручней в рулевой рубке и даже деталей переднего двигателя, который к тому времени уже остановился из-за выработки топлива. Наконец, показался долгожданный берег, дирижабль буквально заполз на спасительный прибрежный песок.
С юго-востока против ветра к главной базе русского флота пробивался третий цеппелин. Во время рейда к русской базе он шел третьим в группе, а с наступлением ночи, в целях безопасности, на высоте двух с половиной километров, где, как оказалось, ветер был несколько сильнее, чем на тысячу метров ниже.
Обер-лейтенант Венке рассудил так, что если он заберется повыше, то уж точно ни с кем в ночном небе не столкнется. Это и сыграло злую шутку. Он на двадцать километров проскочил точку поворота, и, пока с большим трудом из-за перемены направления ветра смог взять верный курс, был снесен еще на тридцать километров на юго-восток. Теперь ветер был встречным, что очень осложняло дальнейшее выполнение задания. Даже при работе всех четырех двигателей скорость против ветра не превышала сорока километров в час, и он сильно опаздывал. Уже наступил рассвет, когда он подошел к Гельсингфорсу на расстояние видимости.