Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы

Вчера Гоголь читал отесиньке и мне вторую главу. – Что тебе сказать? Она для меня несравненно выше первой. Уленька, генерал, жизненные отношения и столкновения этих и других лиц не выходят у меня из головы. Чем дальше, тем лучше. Рассказывать ли тебе или нет? Право, не знаю! О, как трудно выставить прекрасную девушку и как хороша она! Ну, если б ты был здесь, я и не знаю, что бы с тобою было! – Глубоко захвачен человек! Гоголь поймал его и заставил все высказывать, во всем признаваться. Кажется, Гоголь сам был очень доволен, в духе. Жаль только, что ни маменька, ни сестры не слыхали. Хорош, хорош Быстрищев[162] со всем, что в нем есть! Но я пишу тебе одни восклицания, а рассказывать мудрено[163]

.

По-видимому, Гоголь, довольный тем одобрением, которое чтение первых двух глав его поэмы вызвало у Аксаковых, собирался прочитать им следующие главы. Такое впечатление создалось, во всяком случае, у С. Т. Аксакова, который сообщал о том Ивану:

Гоголю хотелось прочесть третью главу: ибо, по его словам, нужно было прочесть ее немедленно, но у него недостало сил. Да, много должно сгорать жизни в горниле, из которого истекает чистое злато. Вероятно, на днях выйдет какой-нибудь Куличок-зуек, и вслед за ним прочтется третья глава… Больно, что все наши просидели в это время одни в гостиной. Теперь очевидно, что все главы будут читаться только мне и Константину. Я примиряюсь с этою мыслию только одним, что это нужно, полезно самому Гоголю (письмо от 20 января 1850 г., <Москва>[164]

).

То же он повторил в письме от 27 января 1850 года:

Гоголь еще ничего не читал мне нового, но, кажется, раза два приходил с намерением читать, но всегда что-нибудь мешало[165]

.

Иван, находившийся в это время по делам службы в Ярославле и знавший о труде Гоголя в основном по пересказам родных, в письме к ним от 22 января 1850 года выразил, тем не менее, уверенность, что «у Гоголя все написано»:

…он уже дал полежать своей рукописи и потом вновь обратился к ней для исправления и оценки, словом, поступает так, как сам советует другим. В противном случае он не стал бы читать и заниматься отделкою подробностей и частностей…[166]

С последним С. Т. Аксаков остался «совершенно <…> согласен» (письмо И. С. Аксакову от 27 января 1850 года[167]).

Однако сам Гоголь два дня спустя после чтения второй главы у Аксаковых дал несколько иную версию предполагаемой завершенности поэмы:

Конец делу еще не скоро, т<о> е<сть> разумею конец «М<ертвых> душ». Все почти главы соображены и даже набросаны, но именно не больше, как набросаны; собственно написанных две-три и только. Я не знаю даже, можно ли творить быстро собственно художническое произведение. Это разве может только один Бог, у которого всё под рукой: и разум и слово с ним. А человеку нужно за словом ходить в карман, а разума доискиваться (письмо П. А. Плетневу от 21 января 1850 г., Москва).