Вторжение

"1. В течение 22 - 23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военного округов. Нападение немцев может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю.

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.

Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Т и м о ш е н к о

Ж у к о в".

В кабинете уже появились срочно вызванные заместители командующего, начальники служб, но Павлов не слышал, как они входили; он стоял неподвижно, чувствуя, будто все в нем отнялось. В глазах не было ни гнева, ни горя - они не выражали никакого настроения, застыли тяжело, как и все его полнеющее тело. Потом он вяло положил руку на лоб, медленно потер; лицо было холодное и влажное.

- Чепуха! - вдруг крикнул он, и голос показался ему чужим, беспомощным, и стало неловко, что он так громко кричит неизвестно на кого, в этом притихшем, скованном напряжением кабинете. - Чепуха! - машинально повторил он, уже не слыша собственного голоса.

Павлов посмотрел на окно - бледный рассвет раннего летнего утра прореживал мглу ночи, потом перевел взгляд на стенные часы: шел уже четвертый час. "Неужели война? Что же, черт возьми! - какой-то другой, еще не ужившийся, но реальный голос начинал будоражить мозг, и, повинуясь этому голосу, Павлов содрогался от ужаса: - А войска-то... Ох, черт тебя побери, какая неуправка... Разве я могу все сделать? - Он забегал по кабинету, размахивая руками. - Одни дивизии в лагерях, другие сдают старое оружие, не получив взамен ничего. Артиллерийские дивизионы на сборах... Снаряды в складах, не выданы... А самолеты? Многие не заправлены. Не рассредоточены. Запасные аэродромы не готовы. О, какой провал! И в генштабе тоже... копуши! Не могли раньше сообщить. Проворонили... А может, еще обойдется, уляжется?.."

В дверях показался начальник штаба Климовских.

Павлов резко обернулся:

- Что еще случилось?

- Война! Война! Товарищ командующий... Немцы перешли по всему фронту. Бомбят Гродно, Белосток, Брест, Кобрин, Слоним... Под ударами с воздуха находятся аэродромы, штабы, военные городки.

Свет померк в глазах Павлова. Опустив плечи и жалко съежившись, он добрел до стола и тяжело рухнул в кресло, стиснув руками голову. Через минуту он вскочил, будто встряхнутый; суровое лицо и сдвинутые щетинистые брови подчеркивали в нем обретенную вновь решимость.

- Отбить! Немедленно подтянуть войска к границе!.. И дать по зубам, чтоб неповадно было! - загудел его голос, ударяясь о стены огромного кабинета.

Протяжный и резкий телефонный звонок прервал поток его угрожающих слов, и Павлов взял трубку. Его вызывал нарком обороны Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Павлов доложил о тревожных сообщениях, поступивших из приграничных частей, и в ответ услышал:

- Товарищ Павлов, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю вас в известность, и примите это к неуклонному руководству, Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.

- Как же так, товарищ нарком... уже война началась! - проговорил Павлов. Он был потрясен и обескуражен; ему трудно было соединить взаимно исключающие друг друга обстоятельства: здесь, на территории приграничного округа, уже бушует вероломно начатая немцами война, а оттуда, из Москвы, требуют не предпринимать против врага никаких действий.

- Я вам снова приказываю - не поддаваться на провокации немецких генералов. Пресекайте всякие действия, могущие вызвать крупные осложнения, - закончил нарком; звуки его баса раздавались протяжно и гулко, словно в порожней бочке.

Положив телефонную трубку, Павлов обвел собравшихся недоуменным взглядом и повторил слова наркома, стараясь подражать ему даже в голосе.

- Что прикажете передать войскам? - садясь к столу, спросил Климовских.

- Делайте то, что велит нарком, - ответил командующий. - И никаких лишних разговоров. Им наверху виднее.

Павлов поднялся и облегченно вздохнул, будто свалившийся на него тягостный груз переложил на чьи-то другие плечи.

__________