Вторжение

- Дай-то бог, чтоб принесла племенного. И я-то порадуюсь, - участливо поддакнул Игнат и посмотрел вдаль, на зубчатую гряду артельного сада, за которым мысленно видел камышистую, в тихой ряби реку. - Духмень-то, сваток, просто зажариться можно - как гусь в печке. Без реки сейчас пропащее дело... - Игнат поглядел на свата, весело подмигнул: - Пойдем, а? Сделаем заходика два и столько рыбищи выволокем... Захарий увивался вокруг меня, напрашивался пойти, да все же, думаю, сват роднее...

- Брось ты с этим одноглазым путаться, уведет он тебя не теми путями! - озлился Митяй, втайне ревнуя свата к Захарию, и с решимостью добавил: - Пойдем. А не взять ли нам кого в помощники?

- Да вон моя егоза у тебя в садике, - ответил Игнат и отыскал глазами дочь, которая собирала в траве падалицу. - Вера, а Верочка... Поди сюда.

- Чего?

- На речку с нами пойдешь, рыбу ловить?

- С удовольствием, папаня, - отозвалась дочка и радостно, перепрыгивая через крапиву, побежала в избу, чтобы высыпать из подола яблоки.

- Ведро захвати, - попросил Митяй и оглянулся на свата. - А может, два взять?

- Надо бы два, - с озабоченным видом проговорил Игнат, в душе, однако, сомневаясь, наберется ли столько рыбы, и осторожно возразил: - Да уж ладно, пущай одно возьмет... Тяжело ей будет с двумя-то.

...Через лог, который пролегал между двумя артельными садами, они прошли шибкой рысцой и очутились на низком пойменном лугу, подошли к бредню - его Игнат заранее вынес сюда, заштопал кое-где порванные ячейки и повесил сушить.

- Бреденек-то пожил свое! - заметил Митяй и усмехнулся не то с укоризной, не то с почтением.

На это Игнат ничего не ответил.

Вода в пологих берегах мирно дремала. Местами река была настолько узкой, что кусты ольхи перекинулись друг к другу и стояли в обнимку, издавая неясный шепот листвой. Но, беря как бы начало от моста, вплоть до Игнатовых ветел, тщательно ухоженных им и приготовленных для новой крыши, река разлилась широко и вольно. Вода в этих местах, иссиня-чистая, отражала в своей стеклянной поверхности и голубизну неба, которое словно бы переломилось в ней, и стрельчатые лезвия камыша, и кряжистые ракиты под самым берегом. Там и тут гладь воды часто колебалась, расходились по ней ребристые круги, а возле ракит проворно мелькали, подпрыгивая в воздухе, серебристые рыбешки.

- Ишь как беснуется! Сама в ведро просится! - с напускным спокойствием старого рыбака проговорил Игнат и кивнул свату: - Ты давай вон с бережка заходи, а я - на середку...

- А может, мне во глубь пойти, сват? - напрашивался Митяй. Он уже успел запутаться в сплетениях нитей, но не подавал виду, выпрастывал ноги. Лицо его светилось в умилении и в хозяйски озабоченных глазах искрились озорные огоньки.

- Это же надо научиться плавать, чтоб на глубину идти, - ласково, стараясь не обидеть свата, говорил Игнат. - Нет, давай я сперва попробую, а потом, ежели охота, в ты...

- Ишь ведь в жизни-то оно как! - чувствуя прямо-таки почтительную любовь к себе свата, отвечал Митяй. - Только, кажись, и порослей ты меня да и плавать бросок, а не залезай дюже глубоко... Особливо вон туда, где омут крутит... А я уж от бережка потяну. Тоже умеючи надоть!

Они зашли в теплую воду и, стараясь очистить место, поросшее кувшинками, потянули бредень. Игнат как зашел в воду, взыграла в нем прежняя рыбацкая страсть, и он смело пошел, не боясь поранить ноги об острые камни, о подводные коренья, - пошел широким, загребающим шагом.

- Да ты потише маленько, сваток, - умолял Митяй, сразу поотстав от него. - Рыба, она, особливо крупная, спать любит в жару... Вот ее и сонную-то!..

- Возьмем! Какая... встренится!.. Знамо... - цедил Игнат, зайдя по горло и захлебываясь водой. Немного погодя нащупал ногами более твердое место, вышел на отмель и увидел, как сват, пытаясь поравняться с ним, скользит бреднем поверх кувшинок.

- Ну что это такое? Ну как можно? - щунял Игнат, делая громадный круг, и забегал наперед все быстрее. - Бредень-то ниже держи! Ниже! Вся рыба уйдет, понимаешь...

- Я же отстаю, сваток!..

- Куда тебе гнаться? Кол ставь! Во дно его, во дно! - кричал исступленно Игнат, и Митяй понял его, замер на месте, ожидая, пока сват не замкнет своим крылом свободный выход из бредня. Наконец оба крыла почти сомкнулись, и они яростно, не обращая внимания на колючки, потащили бредень на берег.

- Живей! - торопил Игнат.

Когда вытянули бредень на мало-мальски сухое место, Митяй сиганул к самой мотне, где, как ему почудилось, мотала хвостом огромная рыбина. Поскользнулся о жирную склизь бодяги, развалился плашмя, но все же руками дотянулся до мотни, вцепился в нее неистово. Мотня была полна тины, и Митяй, не отпуская рук, стал проворно ощупывать ее пальцами. Ничто не шевелилось. "Ага, притворилась", - смекнул Митяй и полез одной рукой внутрь мотни. Что-то щелкнуло, вроде щука зубами. На миг испугался, разгреб тину, и оттуда, из мотни, неожиданно выпрыгнула крупная лягушка. Словно бы почувствовала, что наконец-то вырвалась на свободу, присела на берегу, раза два осклизло пискнула и выпучила на него изумрудные глаза.