Вверх тормашками в наоборот

  О! Я попала в цель. Вы бы видели, как она встрепенулась, ожила, позеленела ярко, сочно (румянец у неё такой, да). В глазах - мокрый восторг и... мольба? Длинные пальцы-веточки - туда-сюда, гнутся, на груди складываются в какое-то плетеное решето.

  - Вот и хорошо. Пошли со мной.

  Я направилась к саду не оборачиваясь, но ухо навострила: шелестит. Ага, идёт следом.

  - Я всего лишь раз видела, как растут мимеи. Они неуловимы. Мама рассказывала... а я здесь выросла, почти не бывала за стеной, - шепчет тихо-тихо, как будто извиняясь, но удержаться, видать, не может.

  Возле калитки сада Офа встала как вкопанная.

  - Властитель... не разрешает... туда...

  - Уже разрешает. Там работы - непочатый край. Хочешь порядок в саду навести? Ты и... тут же есть еще такие, как ты?

  Часто кивает в ответ, а глаза так и норовят в землю зарыться.

  - Будешь пугаться и глаза опускать, найду тех, кто посмелее.

  Оно, конечно, бессовестно с моей стороны так манипулировать чувствами, но что прикажете с этими забитыми созданиями делать? Страх надо выбивать страхом. Пока что. А дальше будет легче.

  Офа смотрит мне в глаза отчаянно, старательно. Ей очень хочется туда, в сад. Где уйма растений и неуловимые мимеи.

  - Значит так. Запомни: Геллан никогда тебя не ударит. Как этот, как там его?...

  - Пор...

  Вот зараза, она готова в обморок упасть! Побледнела, почти белая стала!

  - Его ж больше нет? Или я путаю?

  - Нет...

  - Так почему вы до сих пор трясетесь? Геллан хоть раз кого-нибудь из вас ударил, унизил?

  - Нет...

  - Живите, радуйтесь, пляшите, пойте. Этой скотины больше нет и не будет никогда. Устроили тут царство умирающих от страха!

  Кажется, она немного пришла в себя, отдышалась. Интересно, что эта тварь тут вытворяла?.. Хотя нет, лучше не знать. Я хлопнула ладонью по калитке. Та ржаво вякнула.

  - Я иду в сад. Ты со мной?

  Офа заворожённо смотрит на мою руку и молча делает шажок вперёд. Уже лучше. Я открываю калитку и вхожу, больше не заботясь о воспитательном процессе. Ну, подумайте сами: какой деревун сможет устоять перед сокровищницей с растениями?.. Тем более, если кто-то открыл дверь? Да они б и в щель пролезли, дайте им только такую возможность.

  

  Глава 23

  Твердь и её дети. Офа

  

  Голос земли - её дыхание. Легкий пар, что поднимается в воздух и падает росами в траву. Ворчливый разговор корней, что ищут влагу и еду, писк стеблей, пробивающих твердь, чтобы расправить крылатые листья и поздороваться с лучами солнца. Шелест крон, лопнувшая почка, ликование бутона, что превращается в пахучий цветок, - всё это вдох и выдох, вдох и выдох...

  Даже когда кажется, что земля замирает устало, придавленная морозами и снегами, - она продолжает дышать, копить силы, чтобы снова дать жизнь многоликому хрупкому миру, который легко разрушить, но почти невозможно убить.

  Она прикасается пальцами к листве и чувствует тепло, слышит, как по прожилкам течёт сок. Ощущает боль сломанной ветки и стон повреждённого вредителем растения. Она сама часть тверди, её ребёнок и творение. Зелёный побег, получивший свободу, но никогда не забывающий, где его корни.

  Босыми ногами по земле - и шёпот: "Оффаааа", - как знак, что тебя знают и помнят. Самая бесценная драгоценность, что прорастает в сердце, растворяется в воздухе и обязательно прорастёт снова, когда ты уйдёшь из этого мира навсегда.

  Она идёт вслед за зовом, ступает нежно, не оглядываясь по сторонам. Потом, позже, а сейчас - бело-голубое чудо, что поёт и танцует, изгибаясь лианами, шевеля усиками, кивая солнцу и ей, Офе.

  - Уруру-ру-ру-ру-ру, - рассказывает что-то довольный мерцатель.

  Ещё бы: разве можно грустить или злиться, когда рядом такая роскошь?

  Мимеи позванивают, тянутся стеблями и нежно целуют щёки. Они чувствуют её, она - их.

  - Ты тоже слышишь, как они поют? - спрашивает девчонка, что заманила её сюда.

  Офа хлопает глазами и смотрит удивлённо, округлив рот. Тоже? Что значит тоже? Чужачка слышит голос тверди?

  - Не может быть... - шепчет одними губами, огорчаясь до слёз: кажется, будто кто-то взял и украл что-то очень дорогое, чего нет ни у кого, кроме детей тверди.

  - Почему не может? - возражает девчонка и пристраивает толстого мерцателя на своих коленях.

  У неё - живые глаза, тёплые, как стволы молодых эхоний. Такого же цвета, с золотыми искрами, когда лучи солнца всматриваются ей в лицо. Нос немного вздёрнут, улыбка до ушей. Распахнутая настежь, как любопытный проклюнувшийся росток.

  Сколько бурь и опасностей упадут на эту беззащитность? Сломают или только пригнут к земле, поближе к тверди, которая сможет уберечь и защитить, наделить силой, чтобы бороться и давать отпор?..

  В чужачке тоже частица зелёного дара, раз она может слышать дыхание земли, голос растений, ощущать токи, идущие из глубоких-глубоких недр...

  Дара гладит мерцателя и подпевает мимеям. Тихонько, под нос, но созвучно; и уже нет сомнений: та, в ком течёт алая кровь, нечто большее, чем человек.

  - Здесь запущено. А когда-то, наверное, было очень красиво. Цветы дичают, бурьян стеной, камни какие-то несуразные.

  Девчонка сидит на лавочке и болтает ногами. Совсем ещё ребёнок.