Вверх тормашками в наоборот

  Он перенёс её на руках в сад - единственное пристанище, где Ама долгие годы, постепенно превращаясь в тень, могла любовно выплёскивать остатки своей души. Сюда не добрался даже Пор: сила тверди отводила пьяные шаги от этого места.

  Последние часы жизни она провела среди растений, оглядывая остывающим взглядом цветы и деревья, которые помнили её руки. Вдыхала воздух и тихо плакала, роняя невесомые слезинки. Он был с ней до последней секунды, до последнего глотка жизни, что вошёл в неё тихо и неглубоко, а вышел прозрачным облачком и устремился ввысь, покинув наконец-то иссохшее тело.

  

  Геллан смотрит сухими глазами в темноту. Нулай. Так звали, наверное, его отца - всадника в маске на чёрном коне. Кто он, что с ним случилось?.. Мама никогда не рассказывала об этом человеке. Как будто его и не было на свете. И что знает Иранна, если через столько лет узнала штаны его матери?.. Что хотела сказать, признавшись в этом знании так открыто, резко и неожиданно?.. Предупредить хотела или предостеречь?..

  Иранну бесполезно расспрашивать. Шкатулка без дна, откуда временами обязательно что-то выскакивает, и только она знает - что и зачем, но никогда не расскажет об этом прямо.

  Он проводит горячей ладонью по лицу. Делает несколько шагов и попадает в тайную комнату. Здесь - всё его стакерство. Поблёскивает лезвиями, помигивает камнями, пахнет кожей и кровью, хотя он знает: всё идеально чистое, готовое в любую секунду облечь тело и лечь привычно в ладонь.

  Когда мама умирала, он поклялся ей стать властителем, пока не вырастет Мила. Дал слово, что забудет о стакерстве и позаботится о замке и долине. Его клятвы слышали мать да небо. Откуда же о них знает Иранна?..

  Геллан снимает одежду и расправляет крылья. Левое вырывается на волю с радостью, правое - угловато хлопает, зная, что ему никогда не распрямиться... Новые розовые рубцы зудят - он проводит по ним ладонью, ощупывая молодую кожу на шрамах.

  Шагнув под струи воды, стоит долго-долго, как под дождём. До тех пор, пока не становится холодно. Холод помогает вытряхнуть из головы вопросы без ответов. Холод помогает перебить воспоминания. Кутаясь в простынь, он падает в постель и почти мгновенно засыпает. До рассвета - ещё пара часов. До рассвета он успеет проснуться и одеться. А пока - спать, наслаждаясь свободой за спиной.

  

  

  Глава 29

  Домашние хлопоты. Дара

  

  Я вскочила, почувствовав что-то. Тело завопило, что так нельзя, мышцы потребовали адвоката, неоткрывшиеся глаза - телефонный звонок другу. Я застонала, послала всех по грибы по ягоды и уставилась на перепуганную бледную моль в углу.

  Она была не белой, а желтоватой, отчего казалась больной желтухой и собачьей болезнью - несчастными глазами, когда хочется молча встать и принести какую-нибудь вкусняшку. Мохнатка. Интересно, какая она, когда оборачивается?

  - Не бойся.

  - Я только принесла чистую одежду, динь.

  Можно подумать, если бы она пришла красть, я стала бы орать. Я придушенно хихикнула, представив, как эта моль ворует мои джинсы, ну, или толстовку.

  - Вот и молодец. Не бойся. Ты кто?

  - Аха, динь.

  И тут же бочком начала продвигаться к двери. Экстрим, наверное, у меня в крови, а случай в конюшне ничему не научил, и я вся такая дерзкая сделала стремительный прыжок в сторону Ахи. Тело тут же рассерженно рявкнуло, напомнив о ноющих мышцах. Пытаясь удержаться, я ухватилась за руку девушки. Аха тонко и пронзительно пискнула и посмотрела на меня взглядом умирающего грызуна. Суслик какой-то... Ну, или что-то в этом роде - знаток фауны из меня ещё тот, а тут они чем-то похожи на наших животных, но не совсем.

  Было не страшно, а... любопытно. Особенно вот так близко. Аха считала по-другому. Она вырвала лапку из моей руки, как из капкана, и выскочила за дверь. Ну ладно, с этим разберемся позже. Почти тут же в проёме показался Геллан. Я испуганно попятилась.

  Чертов самурай. Волосы стянуты, отчего обезображенное лицо слишком явно кидалось в глаза. Судя по всему, он напялил боевой наряд.

  - Ты пришёл меня убить, стакер? - слова, как всегда, летели впереди мозга. Но прошибить эту боевую машину трудно, особенно, если он готов к отпору.

  - Нет. - сказал невозмутимо, не дрогнув даже глазами. - Не хочу, чтобы ты удрала и опять попала в какую-нибудь историю. Аха могла оказаться пантой или лео. Ты хоть иногда думаешь, что делаешь?

  - Неа, - ответила я как можно небрежнее. - Это ж классика: у баб волос долог, а ум короток.

  Он уставился на меня, как на китайскую вазу династии Мин. Понятно. Куда зеосскому болвану до устного народного творчества Земли.

  - Ну, ты не обращай внимания. Так говорили у нас в старину. Типа, мужики умные, а бабы - сплошь дуры.

  В уголках губ у него прорезалась улыбка:

  - У нас всё наоборот, ты уже знаешь.

  - Ага, в курсе. Одеться мне можно? Или боишься, что я выскочу в окно без твоего зоркого ока?

  Он вышел за дверь молча, но тихий смех был мне ответом. В общем, болван прав: тут и окон толком нет. Подобие проёмов, затянутых полупрозрачным мейхоном, есть, но вряд ли из них выскочишь, особенно если учесть, что мы почти на облаках почиваем. Лоханулась.