Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора

Нам не победить наших врагов, но все же мы сойдемся с ними в бою…

GP, 26 февраля 2009 г.

Утренний прием — всегда битва. Каждый день, собираясь с силами и засучивая рукава (обычно я делаю это сам, если только рядом нет второго терапевта), я вспоминаю своих прославленных товарищей по оружию, Гектора и Париса, возвращающихся на равнины ветреной Трои после короткого и вполне заслуженного флирта с Еленой и Андромахой.

Гомер — такой же писатель, как и я. Он тоже был склонен к легкому преувеличению и написал об этом следующим образом: «Как застоявшийся конь <…> с топотом по полю мчится, сорвавшися с привязи крепкой <…> по плечам его грива бьется косматая, полон сознаньем своей красоты он, мчат его к пастбищам конским и стойбищам легкие ноги; так же рожденный Приамом Парис от Пергамского замка мчался, сияя, как солнце, доспехом своим превосходным»[124]

, останавливаясь только затем, чтобы вернуться за рецептами.

Прошлое разметало нас, и у всех есть свои шрамы, однако не всякий шрам — недостаток. Например, в случае с кинцуги. Это японское искусство ремонтировать разбитую керамику с помощью лака, смешанного с золотым порошком или посыпанного им, так что сильно покоцанный предмет становится краше прежнего. Шрам может стать искуплением, застывшим во плоти, памятником пережитому, навсегда потерянному, но чему-то неосязаемому, как слой невидимой брони.

Я потерпел много поражений и пережил немало унижений, но все еще существую, мои доспехи окрепли за долгие горькие годы, и удары злодейки-судьбы меня не беспокоят, а хладнокровие — добродетель для врача общей практики. Ведь ни одну человеческую проблему нельзя считать настолько тривиальной и смешной, чтобы ее нельзя было свалить на нас.

Даже Гомер согласен со мной, так что я лениво размышлял о рае для терапевта (интересные случаи, благодарные пациенты, никакой работы в выходные и праздники, длинные перерывы на кофе, пончики с джемом), когда вошла миссис О’Тул. Моя броня на мгновение ослабла, и, как любой хищник, пациентка почувствовала мою уязвимость.

— Эта дыра в озоновом слое — ну знаете, в Арктике… — начала она.

Я вздохнул про себя: «Думаете туда переехать?»

— …она меня очень беспокоит, — последовало продолжение.

— Мы в Ирландии, — сказал я. — Нам это грозит всего лишь более обильными дождями.

— А потом глобальное потепление и наводнения, — не унималась миссис О’Тул.

— Вы живете неподалеку от гор, — напомнил я, и мои инстинкты врача ненадолго дали о себе знать. Уверенность — это терапевтический метод, иногда только он и есть в нашем распоряжении.

— А нефть? Что мы будем делать, когда кончится нефть и все такое?

— А в Арктике вообще-то должно быть очень неплохо, — предположил я.

Мои фанатичные друзья

BMJ, 16 декабря 1995 г.

Одна из величайших радостей и одновременно одна из величайших печалей работы врача — множество друзей, которых мы находим, и множество друзей, которых мы теряем. Благодаря своей работе мы выстраиваем очень глубокие связи. Мы молоды, напряжены до предела, проводим вместе много времени, бок о бок засиживаемся до поздней ночи, узнаем друг друга такими, какие мы есть на самом деле. Мы делимся друг с другом надеждами и мечтами, страхами и неуверенностью — это так же естественно, как выживать. Военное положение — неподходящее время для недоговорок и прелюдий, и, презираемые всеми остальными, мы должны были держаться вместе, чтобы выстоять.

И потом, характер работы означал, что через полгода мы будем двигаться дальше. Какое-то время мы оставались на связи. Иногда встречались пропустить по паре кружек пива и говорили о старых добрых временах. Ностальгия притупляла воспоминания об усталости и унижении. Затем время и расстояние брали свое, мы завязывали новые дружеские отношения в новых окопах, новые люди занимали место старых.

В колледже у меня были друзья, с которыми мы каждую неделю учились играть в покер, а также исправно пропускали лекции и посещали спортклубы и ипподромы по всей Ирландии. «Волшебный дом», «Панчестаун», «Килбегган» — эти названия до сих пор дивной музыкой слетают с моего языка, а на глазах набухает слезинка, благоухающая дешевым виски и сигарами, и я ощущаю шелковистую текстуру разорванных букмекерских книжек. Ах, тот незабываемый день, когда потенциальный обладатель джекпота Пэтси упал у финального заграждения! Выражение его лица напоминало одну из тех греческих пьес, где все умирают, и он не особенно любезно принимал наши многочисленные соболезнования. Как заметил Ларошфуко, «в несчастье друзей есть что-то не совсем неприятное».