Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора

Посреди этого счастья, словно из другой Вселенной, приходит известие о заминированном автомобиле в Омахе. Весь день неуклонно растет число погибших, оно достигло двадцати восьми. И нерожденные близнецы, чья мать была на тридцать шестой неделе беременности, безусловно, заслуживают того, чтобы быть причисленными к числу погибших. Если выпекать пирог скорби, других ингредиентов и не нужно: нерожденные близнецы, ни о чем не подозревающие иностранные студенты, маленькие дети, три поколения одной семьи — все уничтожены в одно мгновение. И, как это ни парадоксально, бомбе все равно: националист ты, унионист[171], стар, млад, продавец, покупатель.

Бомбы уже взрывались рядом со мной. Эти звуки я помню лучше всего. И следом ужасная картина: оглушительный взрыв, затем ошеломляющая тишина, как будто в одно мгновение измеряется ущерб, а затем крики. Два вида криков различаются безошибочно, хотя они и очень похожи: одни от ранения и боли, другие — рыдания от горя. Потери. Сердца, разбитые в один миг.

Есть сильное ощущение, что эта трагедия — последние предсмертные конвульсии Смуты. Что больше нам уже не вынести. Хватит горя. Должен наступить мир. Отвратительно, что подобное совершается в благородном порыве к объединению Ирландии. Как сказал Клайв Льюис, «чтобы быть очень злым и опасным, человеку нужна добродетель».

Настоящая война с терроризмом

BMJ, 6 мая 2004 г.

Моя больница находится недалеко от границы с Ирландской Республикой — буквально камень можно добросить. (Среднего размера камень, шероховатый такой, чтобы не скользил в руке, и кидать нужно из-за плеча. Всему этому можно научиться, если вырос в Ольстере.) Здесь территория особенно сильно пострадала от Смуты. Лишения, безработица и отчаяние составили смертельный коктейль, и, увидев столько разрушенных молодых жизней, я стал убежденным пацифистом. Насилие порождает насилие, а ощущение несправедливости и репрессии — лучшая программа вербовки, о которой может мечтать любая военная организация.

Я слишком мало знаю о войне в Ираке, чтобы мое мнение чего-то стоило. Не помогает и то, что я больше не верю ничему, что читаю. По своему ольстерскому опыту я понял: тот, кто достаточно близок к ситуации, чтобы действительно разбираться в происходящем, — слишком близок к ней, чтобы оставаться объективным; в то же время любой, кто достаточно далек от ситуации, чтобы сохранять объективность, — слишком далек от нее, чтобы разбираться в происходящем. Очень редко можно встретить объективное мнение хорошо информированного человека, но когда с ним все-таки сталкиваешься, его невозможно выделить на фоне остальных — весьма правдоподобно обоснованных, но при этом несовершенных.

Саддам, очевидно, не был великодушным правителем, и существование других тираний в мире не означает, что было неправильно с ним покончить. Но характерно, что при ирландской Смуте крестные отцы процветали, да и в ситуации с Ираком те, кто первыми нажали на спусковой крючок, как обычно, благополучно сидели в Белом доме.

Гипотетически человек, объявляющий войну, должен первым идти в бой. Однако, находясь за тысячи километров от поля брани, иметь дело со смертью куда приятнее. Ты на самом деле не понимаешь, что ты делаешь. Не видишь, как разлетается на куски голова молодого парня. Не чувствуешь запаха горелой плоти. Не понимаешь тысячи трагедий, за каждой из которых стоит отдельный человек.

Возможно, я мало знаю об Ираке, но после медицинской практики в Ольстере я ценой огромного труда получил некоторое представление о причинах борьбы с терроризмом. Я видел слишком много личных горестей в болезненно близком окружении.

Единственный способ противостоять террору — сражаться с нищетой, невежеством и несправедливостью. Это будет долгая война, и она не попадет в новостные заголовки CNN, но только у нее может быть хоть какой-то шанс на успех.

Будь начеку

BMJ, 4 августа 2005 г.

Чем сильнее меняется мир, тем крепче цепляются за прежние привычки циничные старики, которые обманывают доверчивых и уязвимых молодых людей, заставляя выполнять за себя грязную работу. Вы только что испытали это в Лондоне, я видел это в течение многих лет в Северной Ирландии.

Вы привыкнете. Видимые средства безопасности, регулярные обыски, частые ложные тревоги, задержки поездов и автобусов — все это постепенно будет восприниматься спокойнее, как фоновая музыка.

Жизнь пойдет своим чередом, тревога постепенно рассосется. Вы приспособитесь к другой ситуации, вернетесь к разговорам о футболе и погоде, а пациентам по-прежнему будут нужны антибиотики от простуды и боли в горле, даже когда воют сирены. Люди генетически не созданы для абсолютного спокойствия, и некоторая неопределенность, похоже, даже полезна нам.

Статистически шансы ввязаться невелики. Во время Смуты погибли около трех тысяч человек, и в тот же период число погибших на дорогах превысило шесть тысяч. Но возросшая угроза делает вас более внимательными к мелочам, вы становитесь осторожнее и вдумчивее.